Шрифт:
Дедушка прочитал эти стихи по-старинному, «с выражением», «с чувством». Но, честное слово, это было очень трогательно.
11
...Деревня была пуста.
Оценивающим взглядом Бокарев обвел два ряда покосившихся избенок, вытянувшихся по обе стороны широкой, поросшей желтеющей травой бугристой улицы. В середине ее колодец одиноко вздымал к небу свой длинный журавль.
– Вакулин, Краюшкин! – приказал Бокарев. – Разместите людей!
– Не так дом ищите, как хозяйку, – добавил Лыков.
Бокарев повернулся к Нюре:
– Какое тут у вас начальство? Кто председатель?
– Председателя у нас нет, – бойко ответила Нюра, – Клавдия у нас за бригадира. Я за ней сбегаю.
– Одна нога здесь, другая там, – поторопил ее Бокарев.
Нюра привязала козу к плетню и исчезла.
Солдаты присели у колодца.
Краюшкин почесал щеку, заросшую рыжей щетиной:
– Побриться бы надо.
– И так красивый, – усмехнулся Огородников.
– Был бы еще красивее, – добродушно возразил Краюшкин.
– Не твоим мощам чудеса творить, – заключил Огородников.
Лыков покачал головой:
– Все тебе не так, Огородников! Людей не любишь.
– А за что тебя любить? За длинный язык? Притащил нас сюда... Зачем?!
– Не я притащил, старшина приказал, – возразил Лыков, рассчитывая, что Бокарев осадит Огородникова.
Но Бокарев молчал, он и не слушал их разговор. В его солдатской жизни редко выпадали такие дни. На срочной и на сверхсрочной были увольнительные в город, были знакомые женщины. Но уже больше года, с первого дня войны, не было у него ни увольнительных, ни знакомых женщин. Пустынный вид деревни его не беспокоил. Он сам из деревни, из далекого приангарского села; днем деревня в поле, в лесу, на реке, на огородах. Тем более сейчас, без мужиков, хватает женщинам работы. И правильно, что не пошли в город. Пришли бы к вечеру, знакомства там сложные, долгие, придешь и уйдешь...
Его предположения оказались правильными. Набежали ребятишки, выполз старик в валенках и полушубке, пришли женщины, и, наконец, появилась Нюра, переодетая в сатиновое платье, с яркой косынкой на шее, в туфлях на босу ногу, и с ней бригадир Клавдия – миловидная женщина с пышной, еще стройной фигурой, в платке (под ним виднелись гладкие черные волосы), в жакете и в сапогах, плотно охватывающих ее сильные полные икры, – Бокарев уже не мог оторвать от нее глаз.
Он козырнул, молодцевато расправил плечи:
– Привет начальству!
– Здравствуйте, наши защитнички, – бойко ответила Клавдия.
– Такое, значит, дело, товарищ бригадир, – продолжал Бокарев, – есть предписание остановиться в вашем населенном пункте. Поживем день-другой, а хорошо примете, то и недельку. – Он снял фуражку, движением головы откинул назад свои красивые волосы. – Много нам не надо: крышу над головой, постель...
– Постель, наверно, широкую потребуете, – засмеялась пожилая женщина с высоко подоткнутой юбкой.
– Это уж как устроите, – в тон ей ответил Бокарев. – Еда у нас своя, а выпить не откажемся, если поднесете.
– Где ее достанешь, водку-то? – заметила та же пожилая женщина.
– А достанешь, вам же отдашь, чтобы до города довезли, – добавила другая и подняла высоко руку. – Вот так с поллитрой и голосуешь.
Бокарев внушительно заметил:
– Гражданочка, среди военных шоферов калымщик – редкое и позорное явление.
– Нам не для кого водку держать: все мимо нас едут, никто не останавливается, никому мы не нужны. – На лице Клавдии блуждала загадочная улыбка: не то завлекает, не то сама развлекается болтовней.
Бокарев пристально посмотрел на нее, потом, показывая на небо, спросил:
– Немец часто летает?
– А вы его боитесь? – поддразнила его Клавдия.
– Мы немцев не боимся, мы женщин боимся.
– Чем это вас женщины так напугали?
– Ихнего коварства боимся, – заглядывая ей в глаза, ответил Бокарев.
– Старшина времени не теряет, – тихо проговорил Лыков.
– Дело молодое, – добродушно ответил Краюшкин.
– Итак, товарищ бригадир Клавдия, – продолжал Бокарев, – просьба разместить военнослужащих и затопить баньку: для солдата баня – второе удовольствие в жизни.
– А первое?
– Первое – с прекрасным полом побеседовать...
– Баньку можно затопить, – деловито сказала Клавдия, – только воду с реки таскаем: засорился колодец, грязь одна. – Она тронула рукой сгнивший сруб. – Подходить боимся. А мужиков в деревне всего один. – Она показала на дремлющего на завалинке деда. – Не можем мы последним мужиком рисковать.
Женщины засмеялись.
– Ты нашего деда не обижай, – сказала Нюра, поглядывая на Вакулина, – он у нас хороший.
Рисуясь перед Клавдией, Бокарев командирским голосом приказал: