Рыбас Святослав Юрьевич
Шрифт:
Она медленно выцедила настойку, пожевала губами и подмигнула младшему внуку, настороженно наблюдавшему за ней.
Павла притащила кастрюлю, поставила ее перед Анной Дионисовной. Крышка была снята, и запахло несравненными запахами укропа, чабера, перца, чего-то кисло-сладкого. Анна Дионисовна брала из стопки тарелку, наполняла борщом. Полные руки, обнаженные ниже локтей, плавно плыли над столом.
Макарий отметил, что прежде она не позволила бы Павле принести борщ прямо в кастрюле, заставила бы взять фарфоровую миску. Что ж, с Павлой бороться трудно, за ней - Хведоровна.
Родион Герасимович перекрестился и взялся за ложку. Вслед за ним перекрестилась Хведоровна и Виктор, и потом старуха осуждающе поглядела на Макария. Однако он уже привык за эти дни к подобным взглядам и не поддавался.
– Господи, царица небесная! - сказала Хведоровна и снова перекрестилась.
Теперь в ее движениях сквозила нарочитость, будто она таким образом решила показать мальчику, с кого надо брать пример.
– Макар, ты чего лба не крестишь? - задорно вымолвила Павла и, подхватив кастрюлю, легко и мягко ступая босыми ногами, пошла к летовке.
– У, кобыла! - сказал Родион Герасимович.
После борща последовали тушеные курчата с чесноком и кислыми яблоками, потом вареники с вишнями и грушевый взвар.
– Может, записать тебя в штейгерскую школу? - предложил Александр Радионович. - Всегда на кусок хлеба заработаешь.
– Меня! - высунулся Виктор, навалившись грудью на край стола. - А братан не пойдет.
– Эге ж! - воскликнула Хведоровна. - Батько говорыть, а ты не встревай.
Макарий, вправду, не собирался в горнопромышленники, и об этом уже твердили предостаточно, убеждали пошатнувшегося одуматься и вернуться на предназначенным путь.
– Зря не хочешь, - продолжал Александр Родионович миролюбивым тоном. Кусок хлеба, брат... Это тебе не птицеводство. Это всегда при тебе. Не отнимут.
– Петербурга ему хочется! - еще громче произнесла Хведоровна. - Того, что у Таганроге, где босяки водятся. Батько ему больше не указ.
– Вот был бы у меня аэроплан - взял бы да улетел, - вдруг сказал Александр Родионович. - Ей-богу!
Хведоровна посмотрела на него и покачала головой. По-прежнему узел оставался затянутым. Долго ли еще? Похоже, никогда его не разрубят. Коль приезжают к Макарию ученые господа и пишут про него в газету, это значит, есть какая-то большая сила, которая вырывает из родного угла.
– Он хозяйство не уважаить! - с горечью вымолвила Хведоровна, повернувшись к деду. - Он как твои шахтарчуки. Где прилепится, там и родина.
Она нападала на прошлое старика, пришедшего из неведомой стороны и не сумевшего воспитать привязанность к родной земле ни у сына, ни у внука.
– А подохнем мы с тобой, старый хрыч, кто им тогда допоможет? спросила Хведоровна. - Ни хозяйства у них нету, ни Бога.
Родиону Герасимовичу сделалось скучно, и он закричал:
– Павла! Где тебя носит, чертова дочь?
– Та дайте ж и мени поесть! - отозвалась работница - Перетяните его по спиняке дрючком - та и успокойтесь.
Макарий и Александр Родионович засмеялись.
– Я вот тебя перетяну, курва! - пригрозил старик. - Ишь, язык распустила!
Он не ответил Хведоровне на ее обвинение в отсутствии у детей Бога.
Макарий улыбнулся.
Александр Радионович наблюдал за переливающейся радужным блеском стрекозой, которая зависла на границе тени и солнечного луча.
– Чего вы шумите, мамаша? - спросила Анна Дионисовна вежливым тоном.
– Сиди, старая, не сепети! - сказал Родион Герасимович. - Ты бы лучше Павле хвоста накрутила.
– Нехай все летят! - вымолвила Хведоровна, медленно качая головой. Никого не держу. Сама останусь! Никого не держу!
– Так, пообедали, - бодро произнес Александр Родионович. - Пойти под вишню, что ли? Витюха, а ну-ка дуй до хаты, тащи думочку!
Мальчик поглядел на Анну Дионисовну, словно хотел спросить, надо ли слушаться отца, и уж потом пошел за подушкой.
– Вот стрекозы! - сказал Александр Родионович. - Ее прабабушка порхала над древним морем. Сколько чудес на земле прошло, а они все порхают... А название какое - дозорщик-повелитель!
Он предвкушал отдых и тянул время, не давая Хведоровне возможности начать пилить всех подряд.
– Поскольку постольку, - вымолвил Александр Родионович новомодное выражение. - Поскольку постольку человеческий род не такой древний... Да... Вы слышали, на хуторах конокрады шалят? Возле Криничной, говорят. . .
Виктор принес расшитую разноцветными, синими и красными, звездами и крестами подушку-думку.
– Кинь туда, - велел Александр Родионович и встал, вздыхая от тяжести обеда.