Переброшенный через ров старый, поддерживаемый ржавыми цепями мост давно не поднимался и не охранялся. Когда-то служивший надежной опорой борьбы с иноземцами, теперь покинутый, замок стоял открытый, частью разрушенный, посещаемый лишь в дни ярмарок и храмовых праздников.

Печать запустенья и уныния лежала на всем, что предстало перед глазами Саввы и Стахора, когда они вошли на просторный двор замка. Это чувство усиливал ленивый перезвон двух колоколов небольшой деревянной церкви, прижавшейся к углу огромной стены.

Православные отмечали "день усекновения главы Йоанна Предтечи"* и только что отслужили панихиду "о воинах, убиенных за веру". Это был местный храмовой праздник. Обычно в такие дни устраивались шумные "фесты", но, по приказу нового старосты, теперь "фесты" разрешались только в дни католических святых, а православным жителям Лиды дозволили лишь небольшую полдневную ярмарку.

______________

* 29 августа по старому провославному календарю.

Площадь пустела раньше времени. Разъехались окрестные крестьяне, разошлись городские торговцы и нищие. Продавцы браги, сладостей и лепешек укладывали непроданный товар возле покосившегося двухэтажного деревянного дворца, построенного шестигранником.

–  Смотри, какие хоромы дивные, - указал Савва Стахору на дворец, поди, на русской земле мы таких не видели.

Дворец действительно был необычен.

Он грубо сочетал в себе венцы старославянских строений с узорами азиатских надстроек, шатровой крышей и узкой, лабиринтом окружающей стены, запутанной галереи.

–  И на нашей земле другого такого не сыщешь, - сказал проходивший мимо Саввы пожилой разносчик.

–  Отчего такое? Чей это дом?

–  То не дом, а двор Тохтамышев, - пояснил разносчик, задерживаясь.

–  Так вот он каков! - невольно воскликнул Савва!

Разносчик внимательно оглядел пришельца и продолжил:

–  Слыхал, небось, про такого царя татарского, Тохтамыш-хана? Еще при князе Витовте спасался он на Литве, тогда и двор сей ему пофундовали. Теперь давно пуст. Скоро обвалится, да нам он без пользы. Разве опять какого татарского хана в гости дождемся... - невесело улыбнулся разносчик.

–  А других гостей не ждут в сем дворе? - глядя в упор, негромко спросил Савва.

Разносчик ответил ему таким же взглядом, потом, отвернувшись в сторону, словно нехотя, объяснил:

–  Мы гостям добрым рады... да место это... одним словом, нехрещеное. Говорят, там всяко бывает. Не знаю, верить ли, нет ли... Твой, что ли, сынок? Звать-то как? - неожиданно закончил он, ласково погладив Стахора по голове.

–  Мой, - ответил Савва, - а зовется Стах - всем панам на страх!

–  Доброе имя, - чему-то обрадовался разносчик, - что ж, покажи Стаху ханский двор, коли не боишься, - и, взвалив на плечи перевязанный полотенцем лоток, удалился.

Савва оглянулся. Кругом не было никого, только сторож закрывал большим висячим замком церковные двери. Взяв Стахора за руку, Савва вошел в полуоткрытые решетчатые ворота Тохтамышева дворца.

Узкий темный коридор уводил от ворот влево, огибая середину главного здания. С обеих сторон поднимались высокие бревенчатые стены, кое-где прорезанные низкими арками со следами погнившей, обвалившейся узорной резьбы. На стенах, на небольшом расстоянии друг от друга, висели тяжелые кольца железных оков-ошейников. Стахор замедлил шаг и прижался к отцу. Савва прошептал:

–  Не бойся, сынок...

Но, видно, и ему было не по себе в холодной темноте заброшенного дворца. Мысли невольно обращались к слышанному раньше о "нехрещеном месте" в городе Лиде. Еще гоняя плоты по Припяти, наслушался Савва от разных людей о чудесах и волшебствах.

Веселый бродяга Григорий Жук, побывавший во многих местах, однажды рассказал, как, придя в город Лиду, он заночевал в пустом ханском дворце и чуть не умер от страха. В полночь из подземелья вышли на волю духи перекопских князей, собравшись в круг, стали о чем-то совещаться без слов и пить кобылье молоко из человеческих черепов. Григорий божился, что и его хотели заставить выпить, да он вынул из-за пазухи полштофа вина и давай подливать татарам в их пойло, а сам при этом "Отче наш" громко читал. Татары зашипели от злобы, но сделать ничего не могли и ушли обратно, в землю...

Небось, придумал Жук для потехи, да не робкого десятка был и Савва, а все ж... чем черт не шутит. Не из-за себя, из-за сына начал читать молитву. И только дошел до слов: "...да приидет царствие твое...", как откуда-то снизу донесся приглушенный человеческий голос. Савва вздрогнул и остановился. Стахор крепко охватил его руку. Затаив дыхание, они услышали, как кто-то невидимый торжественно произнес:

–  Дай, боже, ясновельможному князю дожить до лепших утех и пожитков.

–  Дай, боже! - хором ответило ему несколько голосов.