– Гады!
– закричал Лупцов, грозя невидимым захватчикам кулаком.
– От меня вы так просто не избавитесь! Я буду жрать вашу поганую плесень, варить и жрать! Я не сойду с ума, и мы ещё обязательно встретимся с вами!
– Громко топая, Лупцов вошел в дом, откупорил бутыль и налил себе полную кружку самогона.
– Встретимся!
– заорал он на весь дом и пнул диван так, что половина жемчужной жидкости выплеснулось ему на грудь.

Люцифер сидел на крышке погреба и с любопытством взирал на хозяина. Почувствовав на себе его взгляд, Лупцов обернулся, пристально посмотрел на него, а затем крупными глотками выпил самогон до дна.

– Посмотрим, что ты за птица, - просипел он, вытирая рот рукавом.

Самогон оказался чудовищно крепким и таким же вонючим, словно при изготовлении, вместо змеевика, хозяин использовал местную канализационную систему.

Самодельное пойло ещё не успело прижиться внутри, а Лупцов уже почувствовал, что стремительно хмелеет. За два прошедших дня он ел всего лишь один раз, много пережил, наверное, поэтому опьянение его походило на взрыв гранаты и землетрясение одновременно. Дом со всеми его вещами словно посходили с ума: стены стремительно проносились мимо, пол уходил из-под дивана широким дощатым эскалатором, стол, а вместе с ним и все, что на нем стояло, плясал, как живой, выгибая, словно кошка, свою мощную дубовую столешницу.

Лупцов потряс головой, сплюнул на пол и посмотрел на Люцифера. После этого он испуганно повалился на диван, откинулся на спину и чуть не разбил себе затылок о стену. В наступающих сумерках, в пьяном мареве, среди изломанных, потерявших свои очертания предметов, на колченогом стуле сидел чернявый гражданин с кавказскими усиками и в темном, совершенно бесформенном костюме. И хотя Лупцову так и не удалось уловить выражение лица инфернального незнакомца, для себя он отметил, что вид у гостя достаточно грозный, хотя и спокойный. Он сидел, положив ногу на ногу, высокомерно улыбался и смотрел на Лупцова отнюдь не по-собачьи.

– Люцифер, - машинально прошептал Лупцов.

– Именно Люцифер, - важно ответил чернявый.

– А пес... то есть, дог, собака где?
– растерянно спросил Лупцов.

– Собака?
– удивился незнакомец.
– Что вы имеете в виду?

– У меня был дог, здесь вот... жил со мной. Я его сам назвал Люцифером. Огромный черный дог. Я спас его от смерти.

– Да-а?
– насмешливо проговорил гость.
– А крысы под ногами не шастают? Может клизму поставить? Хотя от рисовой каши...

– От рисовой, - автоматически повторил Лупцов и, спохватившись, сказал: - Да, да, сегодня мы ели рисовую кашу. А вы откуда знаете?

– Фу ты, как тебя развезло, - ответил чернявый.
– Вместе ведь жрали. И пока Лупцов сопоставлял прочитанное у Гете с действительностью, гость подумал и спросил:

– Значит ты здесь с собакой живешь?

Вопрос прозвучал в тот момент, когда Лупцов уже все сопоставил и сделал соответствующие выводы.

– Невероятно, - тихо проговорил он.
– Стало быть, вы и есть Люцифер?

– Люцифер, Люцифер, - подтвердил чернявый.
– Можешь называть меня Люциком. Я не обидчивый. И вообще, у меня есть жизненный принцип: с людьми - по людски, с собаками - по-собачьи. На этом, собственно, и мир держится.

– Мир, - повторил Лупцов.
– Мир погиб.

– Совершенно справедливо, - охотно согласился Люцифер.
– Поэтому я и здесь.

– И что же, это вы по мою душу пришли?
– с трудом выговаривая слова, спросил Лупцов.

– Однако, как у тебя крыша поехала, - усмехнулся Люцифер.
– Ну зачем, скажи на милость, мне твоя душа? С ней даже посрать не сходишь. Я здесь, если хочешь знать, с особой миссией.
– Люцифер поменял ноги местами и поманил Лупцова пальцем, а когда тот, плохо держа равновесие, встал и подошел, заставил его нагнуться и только после этого прошептал на ухо: Честно говоря, ты прав - я по твою душу. Только покупать я её не собираюсь, и не надейся. А теперь пойди и сядь на свое место. Терпеть не могу, когда надо мной нависают.
– Люцифер захохотал каким-то безумным смехом, показал Лупцову кулак и добавил: - Вот вы где у меня, голубчики. Все давно мои бесплатно!

Мысли в голове у Лупцова кувыркались, как в калейдоскопе. Ему хотелось как-то ответить на издевательский тон чернявого гражданина, а тот, отсмеявшись, принял прежний высокомерный вид и сказал:

– Я вижу, ты совсем язык проглотил от страха. Не бойся, смертный. Пока я с тобой, тебе здесь ничто не угрожает. Лучше поспи, чудак. Твой час ещё не настал.
– Глаза у Люцифера вдруг сделались огромными, как чайные блюдца. Они горели недобрым фиолетовым светом, и в каждом чернильном зрачке электрическим разрядом билась маленькая белая буква "Г". Лупцов заинтересовался было, почему именно эта буква, а не "Л" или какая-нибудь другая, но его так сильно тошнило, что он не смог вымолвить ни слова. Схватившись за голову, он попятился назад и, наткнувшись на диван, опрокинулся на спину.

– Ш-шестьсот ш-шестьдесят ш-шесть.., - проваливаясь в темноту, проговорил он.

– Семьсот сорок один, - поправил его чернявый.

Проснулся Лупцов утром - бодрый и здоровый, как младенец. Вставать ему не хотелось, и если бы не сильнейшее чувство голода, он бы перевернулся на другой бок и уснул или просто понежился ещё часок-другой до полного пробуждения.

Лупцов повернул голову и увидел черного дога, лежащего сфинксом у противоположной стены. Пес не отрываясь, вопросительно смотрел на хозяина, и лишь обрубок хвоста, словно метроном, ходил туда-сюда.