И как раз во время отправки эшелонов я попал в автомобильную катастрофу. На узком обледенелом шоссе около Жабинки автомобиль занесло - на большой скорости он врезался в дерево. Шофер и я получили повреждения и в бессознательном состоянии были доставлены в госпиталь. Госпиталь находился в южной части Брестской крепости, на острове, в двух-трех сотнях шагов от немецких пограничных постов.

К счастью, полученные мною травмы оказались неопасными. Через неделю я с забинтованной головой и с рукой на перевязи у же отправлял из Бреста последние эшелоны, а затем пассажирским поездом сам выехал в Ленинград, в штаб Северо-Западного фронта. С поезда сошел морозным январским вечером. Город был затемнен, и, хотя я знал, где находится штаб фронта, тем не менее без сопровождающего мне было бы трудно добраться до него.

Представившись и доложив о цели своего приезда начальнику штаба фронта комкору И. В. Смородинову, одному из крупных в то время военных деятелей, я попросил ознакомить меня с обстановкой и позволить мне два-три дня поработать под его руководством. Иван Васильевич Смородинов был назначен на этот пост с должности заместителя начальника Генерального штаба. Работал он, как мне рассказали, не менее двадцати часов в сутки, и поэтому выглядел очень усталым.

Выслушав мою просьбу, Смородинов с нескрываемым раздражением сказал:

– С обстановкой вас ознакомят в оперативном управлении. А в штабе фронта, на мой взгляд, вам делать нечего. Осмотритесь немного и поезжайте в войска.

В тот же вечер мне пришлось еще раз быть у Смородинова. В эго время к нему зашел возвращавшийся из войск командующий фронтом командарм 1 ранга Семен Константинович Тимошенко. Лицо его было опалено морозом. Однако он, как всегда, был бодр и жизнерадостен

Смородинов представил меня командующему.

– Как видно, на фронт съезжается все начальство Белорусского округа, пошутил Тимошенко.
– Вслед за Ковалевым и Чуйковым потянулся и штаб...

Осведомившись о цели моего приезда, командующий сам кратко ознакомил меня с ходом боевых действий и в заключение сказал:

– Таких темпов, какими обычно "наступают" на академических играх, здесь вы не увидите. Прогрызать укрепрайоны зимой, во время сильных морозов, более чем трудно. Успехи в иные дни измеряются не километрами, а метрами. История еще не знала таких войн, и ни одна армия, кроме нашей, на наступление в подобных условиях не способна Однако надо признаться, что и мы к такого рода войне слабо готовили войска. Приходится доучивать их на фронте. Вот вы привезли из округа дивизию. А участвовала ли она хоть раз в учениях по прорыву укрепрайона? Некоторые командиры предпочитали зимой, в сильные морозы, не проводить занятий в поле, чтобы, чего доброго, не обморозить бойцов... И я согласен с Иваном Васильевичем: изучать опыт войны вы должны в войсках. После этой беседы с командующим начальник оперативного управления штаба фронта, мой товарищ по академии, комдив В. М. Злобин ознакомил меня с обстановкой по карте, рассказал, как организована работа управления, и тоже добавил, что моя командировка на фронт будет оправдана только в том случае, если я проведу ее в войсках.

– У нас в штабе фронта при медленном продвижении войск вперед ценного опыта вы не получите, - сказал он.

В оперативном управлении оказались и другие мои товарищи по Академии Генерального штаба - полковники З. Я. Рудаков и В. Я. Семенов. Они детально ознакомили меня с работой командиров управления. С их же помощью я получил возможность нормально отдохнуть и утром уехал сопровождать 8-ю дивизию. Она сосредоточивалась на Карельском перешейке и должна была действовать в первом эшелоне.

Несколько дней я провел в полках, а затем перебрался в штаб 13-й армии. Начальником штаба этой армии был комбриг Владимир Сергеевич Галушкевич.

Владимир Сергеевич очень гордился тем, что и он, и командующий армией в прошлом артиллеристы.

– Вот ты сам убедишься, - говорил мне Галушкевич, - что при прорыве укрепрайона главное - это артиллерия...

В течение почти двух недель я изучал, как штабы соединений и штаб армии терпеливо и настойчиво ведут разведку вражеского укрепрайона, а затем наносят сокрушительный удар по его дотам. Мне довелось также несколько раз выезжать с работниками штаба армии, а однажды и с командующим в войска первой линии.

Во время этих выездок я не раз вспоминал С. К Тимошенко, который справедливо упрощал нас в том, что из боязни обморозить солдат и командиров мы плохо готовили их для ведения боя в зимних условиях. А морозы в тот год достигали на Карельском перешейке 45 градусов.

В феврале закончилась моя командировка, и я возвратился в Минск, где, к своему удивлению, на посту начальника штаба округа опять встретил комкора Пуркаева, а комдива Климовских - в должности его заместителя.

Первые дни по возвращении и штаб округа я посвятил подготовке отчета о своей поездке, а затем прочел несколько докладов о советско-финляндской войне для командиров штаба и работников Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии. Я видел все своими глазами и старался нарисовать правдивую картину тех нечеловеческих условий, в которых наши героические войска вели борьбу на Карельском перешейке, с каждым днем приближая победу над агрессивными силами, развязавшими войну...

Обычно мой рабочий день в штабе начинался с утреннего доклада своему начальнику - комкору Пуркаеву. И почти каждый раз, посещая его, я думал: почему он так быстро вернулся из Германии? Однако спросить об этом самого Пуркаева не решался. И вдруг однажды после моего очередного утреннего доклада Пуркаеву этот щепетильный вопрос поднял Климовских:

– Максим Алексеевич, мне кажется, было бы весьма полезно, если бы вы рассказали нам о своей деятельности в Германии в качестве военного атташе.