Льется голос мой ласковым пеньем,

Вместе с облаком, весь я в мечтах!

Хорошо, что ко мне пришли такие строки, такое виденье. А ведь, если бы появились бы образы про этот, наполненный болью дом - через стихи эта боль еще бы усилилась, - а куда ее больше то? Вот тогда бы и не выдержал, сошел бы с ума...

Потом уж понял, что командир говорит:

– Обыскать здесь все!

– А старуху вынести?

– А - это... Нет, пускай лежит. Мы, все равно, потом все здесь подожжем.

Вновь заходили, затопали. Спустились и в подвал, стали разгребать завал, в окончании которого сидел, вжавшись в стену я.

– Черт, здесь еще рояль! Его что - тоже отодвигать?

– А то нет?! У нее там все и спрятано!

Голоса были совсем близко. Нас отделял только рояль, - но вот его стали отодвигать.

Надо сказать, что крышка этого старого инструмента откинулась и я, благодаря тому, что похож на скелет смог через эту крышку протиснуться во внутренности инструмента.

Солдаты отодвинули рояль от стены, и тогда он, издав музыкальный разрыв умирающего сердца, повалился на пол. Крышка захлопнулась об пол, и я, таким образом, оказался замурованным в его недрах...

– Ничего нет!
– крикнул солдат.

– Рояль взламывай!
– усталый голос шептал мне, казалось, прямо на ухо.

Тогда я решил, что лучше умереть, задохнуться в этой клети - видеть перед смертью только мрак, но не эти - все новую боль да злобу источающие лица.

По днищу рояля чем-то, должно быть прикладом ударили, на меня посыпалась пыль, щепки...

Но тут сверху врезался вопль:

– Враги! Окружают! Всем собраться на прорыв!..

Тут же затрещал пулемет - затем, сразу навалилась целая глыба выстрелов воздух дрожал, незримые воздушные нервы раскалялись - вот разрыв - зазвенели битые стекла - пронзительный, визжащий вопль раненого.

Рояль оставили. Шаги пронеслись вверх по лестнице. Новый разрыв. Вновь дом сотрясся. Вопль командира:

– На прорыв!

Над головой в последний раз протопали - и теперь трескотня на улице усилилась вдвое - слышались крики - новые и новые разрывы сотрясали землю.

Так лежал я, придавленный роялем, слышал, как надрывается бой. Но так я измучен был этой болью, так неприемлемо все это - болезненное до одурения, душу сжимающее, сердце рвущее - что душа моя, дабы не сойти с ума, стала отдалятся от этого.

И лежа, в темноте, не в силах даже пошевелиться, задыхаясь, вновь я видел Мгновенье. Парк: зеленые деревья, аллеи уходящие куда-то далеко-далеко. Аллеи в которых прохаживаются люди, да все со светлыми, любящими лицами, ну а в центре, у фонтана - единственная, Вы.

Вопли боя постепенно стали поглощаться ревом пламени. Все сильнее, все сильнее - какие-то огромные объемы на всей своей протяжности трещали...

Сейчас, извините. Знайте, что сейчас, записывая это - я умираю. Сейчас очень дурно сделалось... Мысли путаются, голова клонится... Но я должен собраться, должен дописать до конца. Вы все должны знать...

Итак, дом горел. Представьте: я лежу, придавленный, в духоте, с каждым мгновеньем все сильнее становиться жар, я чувствую, что приближается пламя оно уже близко, вот сейчас захватит!

Сгореть?! Нет - я хочу жить! Я хочу видеть Вас!

И я стал рваться из рояля; стал, что было сил, бить локтями, кулаком, даже головой по днищу его.

От отчаяния мне удалось пробить доску, выбраться.

Знаете: потолок весь покрыт был пламенем, оно шипело, оно тянулось ко мне. Подвал был залит ослепительным светом; некоторая утварь уже дымилась. Пот заливал мне лицо, однако я не чувствовал жара.

Тогда я засмеялся пламени и, поднявши к нему единственный кулак, прокричал:

– Что ж ты думаешь: победишь меня?! Опять заставишь бежать, бояться?! Нет!
– я плюнул в эти рычащие языки.
– Я останусь и буду делать то, что хочу делать.

Должно быть, я обезумел тогда - не знаю... Но это было сладостное, поэтическое безумие - я вознесся над болью.

Схватил рояль целой рукой, поддел его и ногой. Стал поднимать - давил со всех сил, не чувствуя его тяжести, смеялся.

Вот рояль перевернулся, я подхватил стул, уселся, положил свои пять пальцев на клавиши. Я никогда не играл на рояле, но знаю, что вы играете - я хорошо запомнил ваши тонкие, музыкальные пальцы.