* * *

Ох, холодная зима! Ох, ты вьюжная, снежная зима - мучительница!

В том году выдалась она выдалась студеной и снежной: то валил из густых туч снег, то небо прояснялось и ударял, да жег, да щеки щипал - мороз.

Рассказывать о мучениях той зимы... Попытаюсь быть краток, ибо, если описывать все те страдания, займет то много страниц, да и сердце содрогается, лишь только хоть немного приоткроешь завесу той тех темных месяцев...

Город, город - ты огромный! Ты - весь испещренный улицами, машинами, лицами, словами, вывесками, подъездами, окнами, входами и выходами, фонарями, светофорами, ревом двигателей! О ты, холодное и уродливое, злобливое чудище! Что ж ты, так нарядно пестреющий вывесками - что ж ты столь суетлив и безучастен к людскому то горю!

Холодные стены, стекло да гранит! Бетон, да закрытые лица - куда же, куда же это все это летит?!

Еще в окончании октября, по ночам на чердаке стало морозно, улетели оттуда голуби; ну, а у Пети и Машеньки крыльев не было и, потому, пришлось им перебраться в подвал, где, по прежнему каждый день навещала их Катя.

В начале декабря захворала Машенька и некие лекарства ей не помогали.

В спертом душном воздухе наполненном испарениями, да жаром раскаленных труб, прорывался ее слабый голосок:

– Катенька, Катенька... мне бы Солнышко увидеть...

В тот же день Катю отсчитывал отец:

– В институте дела твои - черт знает что! Заглянул в твою зачетную книжку... Тебя же из института отчислить могут. Ведь не сдашь зимнюю сессию!

– А если на одни пятерки сдам, папа?

– Если на одни пятерки сдашь... Да если ты нас с матерью так порадуешь все что в наших силах, любое желание!

– А крылья...

– Что?

– Я хотела сказать...
– она запнулась - ей мучительно, жгуче больно стало от того, что ей предстояло теперь сказать неправду, но ради Машеньки, она справилась и с этим.
– Например, купить билет в теплые страны?

– Отдохнуть тебе? На солнышке погреться? Что ж - не помешало бы, а то вон - бледная, как смерть ходишь. Почему у тебя такой болезненный цвет лица? Ты вообще в институте бываешь или где?..

– Я сдам сессию на все пятерки.
– поклялась Катя и выполнила свою клятву.

Целый месяц она почти не спала. Ведь дни она проводила возле Машеньки, обещала ей, что, вскоре, заключение в подвале закончиться и вырвется она к "солнышку".

Ну а ночи она проводила, зазубривая конспекты своих подружек (ведь на лекциях она не появлялась)...

От постоянного напряжения - она совсем исхудала, лицо ее побледнела, под глазами появились мешки. Но сами глаза! Ах, что это были за глаза! взглянешь в них, а из них, как с горного склона, бросается к вам чистый, ласковый, свежий поток; обовьет вас, приласкает, а сама душа поцелуями покроет.

Очи!... Она, ведь, оставалась внешне прекрасной, несмотря на свою усталость; однако каждого кто смотрел на нее, сразу притягивали эти, льющие могучий душевный свет очи!
– Душа, которая в этих очах сияла, главенствовала над телом...

Она выполнила свою клятву - все сдала на пятерки, и пред самым Новым годом пришла в подвал, где кашляла Машенька, и читал ей сказки Петя.

Катя устало улыбнулась им, села на табуретку.

– Ну, Машенька, помнишь я обещала тебе, что скоро улетишь ты вслед за птицами в теплые страны?

– Да, да...
– прошептала Машенька и закашляла.

Тогда Катя достала из кармашка билет, протянула его своей младшей сестричке.

– Это в дом отдыха на берегу теплого моря.

– Но как?
– лик Машеньки просиял, и она, впервые после долгого времени, улыбнулась.

– Это - волшебство. Подарок от Деда-Мороза.
– Катя вздохнула...

Чего же стоило ей говорить своему отцу столько неправды, придумывать что-то лживое... лживое - пусть даже и для блага Машеньки!

Но она, мучительно переборов себя, после того, как изумленные отец и мать просмотрели ее пятерки, попросила, чтобы позволено ей было выбрать и купить билет самой. И она выбрала детский санаторий, где-то на Карибских островах. Родителям же сказала, что - Францию. Потом всю ночь плакала - хоть и была измождена, не могла заснуть - от того, что соврала...

А потом еще какая-то неправдоподобная история, почему она должна быть в аэропорту одна - когда она рассказывала эту историю, то из носа ее пошла кровь... Впрочем - теперь все это было позади. Теперь Машеньку ждал отдых, а Катю - две недели в подвале.

И, если семилетняя Машенька поверила, рассказу про деда-мороза, то Петя уже был достаточно взрослым и потом, в сторонней части подвала, шепотом спрашивал у Кати:

– Это ведь ты купила?

– Если бы я!
– с горечью вздохнула Катя, и из глаз ее выступили слезы. Ведь, кто я?... Студентка...
– она посмотрела на свои музыкальные, легкие пальцы.
– Если бы я умела зарабатывать деньги... Нет - я не умею... Это родители мои купили... Да - знаю: я бессовестная, лживая, ничего то я не умею... Ну так вот...
– она тяжело вздохнула - так часто в последнее время вздыхала.
– Как бы то не было, но нам придется как-то пережить в этом подвале две недели. Ты, ведь, понимаешь - дома я не могу появиться.