Несмотря на новую должность, он оставался в чине полковника, полученном еще от отца,- самому себе присваивать генеральские эполеты он считал неэтичным. Однако изображать его полным профаном в военных делах, как порой делается, нельзя, он получил высшее военное образование. И в Ставке отнюдь не бездельничал. Ежедневно в 9 утра он заслушивал доклады Алексеева о положении на фронтах и участвовал в принятии принципиальных решений. Хотя в разработку деталей, конечно, не вдавался (что от Верховного и не требуется). Между 11 и 13 часами он принимал министров, советников, иностранных представителей, после обеда работал с письмами и документами. Но, конечно, настоящим полководцем царь не был. Что также считалось в ту эпоху в порядке вещей. Скажем, в Австро-Венгрии начальник штаба Конрад действовал вообще без оглядки на Верховного Главнокомандующего. В Германии при Мольтке кайзер активно вмешивался в военные дела, но потом тоже уступил фактическое руководство Фалькенгайну. Алексеев же на роль подобного "военного диктатора" при номинальном верховенстве царя не годился, да и не претендовал по своим личным качествам.

Обстановка на фронте оставалась чрезвычайно сложной. Правда, уже наметились некоторые положительные сдвиги - в первую очередь то, что к сентябрю начало выправляться положение с боеприпасами (что могло бы быть достигнуто и гораздо раньше, если бы не рассчитывали на иностранцев, а вовремя использовали собственные ресурсы страны). Выпуск снарядов возрос до 1 млн. в месяц - еще не достаточно, но они уже поступали, и батареи больше не молчали. И тем не менее ситуация балансировала на грани катастрофы. Войска были измотаны, поредели, дух их подорван долгим отступлением. С лета пошло переформирование ополченских частей в обычные, общеармейские. Дружины преобразовывались в батальоны, сводились в полки. Но конечно, качество таких частей было куда ниже кадровых. И количество артиллерии сильно поубавилось - много орудий подбили в боях, много захватили немцы, да и сами бросали при отступлении, когда кончались снаряды.

А противник не смирился с тем, что уничтожить русские армии у него не получилось. И, с ходу перегруппировавшись, начал новую наступательную операцию - по тому сценарию, который еще раньше предлагал Гинденбург. Планировалось нанести удар в Литве и осуществить глубокий прорыв на Минск, а навстречу двинуть группировку от Бреста. И все же осуществить идею "клещей", в которые попадут войска Западного фронта и подвергнутся разгрому. Сосредоточение ударных "кулаков" началось еще в августе - когда стало ясно, что русские ускользают из Польши. И теперь вдруг перешли в наступление Неманская и 10-я германские армии, обрушившись на участок между Двиной и Вилией - в стык Северного и Западного фронтов. Вспомогательные удары нацеливались южнее, чтобы отчленить русскую группировку, собранную в районе Вильно. А позиции на Брестском направлении атаковали войска из прежней группы Макензена. Причем германское командование считало эту операцию решающей для исхода всей кампании, а то и всей войны, и собрало все, что можно.

Так, ожесточенное сражение разыгралось под Эйшишки (Эйшишкес) в 40 км южнее Вильно. Тут немцы точно так же, как в 14-м на Ипре, когда тоже выскребались последние резервы, ввели в бой студенческую добровольческую дивизию, которая атаковала части 10-й русской армии. И результат был таким же, как во Фландрии. В неудержимом порыве, с песнями, студенты-солдаты взяли первую линию окопов... И все. Потому что дальше наступать было уже некому. А остальные германские и русские полки вступили во взаимоуничтожающий огневой бой на открытом поле. Ни те, ни другие не успели окопаться и прицельно расстреливали друг друга. Пытаясь обеспечить перелом в свою пользу, немцы попытались обойти фланг конницей. Однако тут отличился 8-й отдельный Донской полк - казаки встретили германских гусар встречной атакой. Сомкнутым строем, с пиками. И поскольку те вовремя не свернули, то так и напоролись своим, тоже сомкнутым строем на эти пики, а остатки повернули назад. Но и русские части понесли в сражении большие потери, только убитых в полках было по 300 -350 чел. Однако прорвать тут фронт враг не смог. Жестоко поплатилась в это время и бригада, которую Германия тайно навербовала в Финляндии и готовила для десанта на родине. В условиях дефицита солдат их тоже бросили в пекло Восточного фронта. Многие финны обиделись, что их обманули, стали сдаваться или перебегать к русским.

Однако если на второстепенных направлениях атаки отражались, то на главном германскому командованию удалось реализовать свой замысел. 10-я германская армия ударила с севера на Вильно, отжимая правый фланг 10-й русской армии. А Неманская армия наступала на Двинск, отжимая левый фланг 5-й. И 9.9 в районе г. Свенцяны (ныне Швенченис) образовался разрыв, куда немцы бросили огромную массу конницы - 8 кавдивизий с несколькими пехотными бригадами. А за ними в прорыв двинулись и пехотные корпуса. Стремительно продвигаясь и выйдя на оперативный простор, кавалерийская группировка противника с ходу захватила станцию Глубокое, перерезав важную железную дорогу и угрожая Полоцку, вышла к Молодечно. Отдельные части, углубившись в русские тылы, очутились на подступах к Борисову. А один отряд конных егерей добрался до ст. Смолевичи (в 25 км восточнее Минска) и разрушил магистраль Минск - Смоленск.

Ситуация создалась опаснейшая. Потому что теперь грозил рухнуть и развалиться весь фронт - морально и физически ослабленный, повыбитый, только что переживший большое отступление и едва успевший остановиться на новых рубежах... Алексеев среагировал четко и мгновенно. Это была его первая операция в роли начальника штаба Ставки, и по мнению некоторых исследователей - лучшая его операция. Не имея ни резервов, ни дополнительных ресурсов, он "импровизировал" на ходу, наличными расстроенными и поредевшими силами. Приказал быстро отодвинуть весь фронт назад - войска оставляли Вильно, выскальзывая из очередного наметившегося "мешка", отводились к Сморгони, а соответственно и южнее отходили на 120 130 км к Барановичам и Пинску. А одновременно готовил контрманевр и "из ничего", за счет сокращений линии фронта и перебросок с других направлений, экстренно формировал две армии. Общевойсковую, ген. Смирнова, и первую в российской истории конную армию Орнановского из 20 тыс. сабель, 67 орудий и 56 пулеметов.

Одна должна была закрыть брешь, другая - ударить с севера, от Полоцка под основание прорыва, и одновременно продемонстрировать угрозу выхода в тылы германской группировки на Двине. Несколько магистралей были уже перехвачены противником, и Алексеев кружными путями, через Оршу, перебрасывал корпуса к местам сосредоточения. В первый, и наверное, единственный раз в жизни этот мягкий и уравновешенный человек позволил себе угрожать. Когда начальник военных сообщений полковник Амбургер стал демонстрировать ему нормативы чуть ли не мирного времени и доказывать, что в указанный срок перевезти артиллерию невозможно, Михаил Васильевич, по своему обыкновению спокойно, произнес: "Если она не будет перевезена, вы будете повешены". И в устах Алексеева это прозвучало настолько необычно, что стало ясно - ситуация исключительная и начальник штаба действительно не остановится ни перед чем.

Фланговые группировки были собраны вовремя и нанесли контрудары. В конной армии Орнановского Уссурийская дивизия Крымова атаковала вражеские позиции на р. Дресвятице. Под покровом ночи авангардная сотня 1-го Нерчинского полка во главе с сотником Жуковским, разобрав старые сараи и построив из них переправу, перемахнула через болотистую речку и внезапно свалилась на немецкие окопы, вызвав панику. Переправившиеся следом Нерчинский и Уссурийский полки кинулись в преследование отступающих германцев и захватили вторую линию окопов. Фронт был прорван. Но повторять ошибок германского командования и бросать конную массу в глубину неприятельской территории Алексеев не стал (чем, кстати, очень возмущались кавалерийские офицеры - дорога перед ними была открыта). Однако Михаил Васильевич добивался другого - немцы, узнавшие о сосредоточении конницы, испугались ее прорыва в тыл своей Двинской группировки и стали перебрасывать сюда пехоту. Ту самую, которая должна была войти в собственный прорыв и поддержать собственную кавалерию. Уссурийской дивизии пришлось выдержать жестокие атаки, погибли командиры полков Кузнецов и Куммант, казаки начали отступать - но ринувшиеся их преследовать враги уперлись у с. Воля-Каниговская в позиции двух выдвинутых сюда русских пехотных дивизий.