Как видим, потери были очень большими. Около 6 млн. Но к "миллионам погибшим" это не относится, поскольку включает в себя все статьи потерь. А убитыми и умершими от ран Россия потеряла около 600 тыс. чел. Куда меньше, чем это обычно представляют. И меньше, чем другие государства (в Германии на тот же период - 1,05 млн., во Франции - 850 тыс.). Что, в общем, закономерно - поскольку русское командование не допускало таких мясорубок, как Верден и Сомма. По ранению, болезни, контузии было уволено около 2,5 млн.
– тоже не больше, чем у других. И подчеркнем, что это не одни лишь калеки. В царское время врачи подходили к комиссованию намного более лояльно, чем в советское. В это число входят такие, как писатель Куприн, пошедший добровольцем в 14-м, но оказавшийся негодным к службе, страдавший одышкой и уволившийся в 15-м. И такие, как Анастас Микоян, заболевший малярией под Ваном, демобилизовавшийся и продолживший учебу в семинарии. И такие, как рядовой Василий Блюхер, действительно очень тяжело раненный и комиссованный "с пенсией первого разряда" - что не помешало ему позже командовать армиями и дослужиться до маршала. Ну а 2,6 млн. пленных - лишь немногим больше числа австрийских и германских пленных, находившихся в это время в России...

Стоит указать и на то, что это последняя сводка боевых потерь царской армии. И последняя точная сводка российских потерь в Первой мировой. Дальше столь строгого учета уже не было. Да и не могло быть в обстановке хаоса, бесконтрольных перемещений и массовой "самодемобилизации". И можно ли причислить к боевым потерям офицеров, поднятых на штыки собственными солдатами? Солдат, упившихся на разграбленных спиртзаводах? Дезертиров, свалившихся под колеса с облепленных поездов? Это уже, скорее, были жертвы "революционные". Но в принципе и "настоящая", регулярная война после Февральской революции почти кончилась. Это показала первая же постреволюционная операция. В апреле немцы предприняли частное наступление на Юго-Западном фронте - ограниченными силами, желая отбить Червищенский плацдарм на р. Стоход. Его обороняли части 3-го корпуса 3-й армии общей численностью 14 147 чел. Из них в бою было убито и ранено 996, а 10.376 пропали без вести. То есть просто сдались или дезертировали. О какой уж тут "серьезной" войне говорить?

А потом наступило затишье. Русские армии на активные действия были уже не способны. А немцы и австрийцы вовремя сориентировались и не тревожили их, чтобы не сплотить общей опасностью. И чтобы беспрепятственно шло внутреннее разложение. Так что последующие события на русском фронте уже в большей степени относятся не к истории Первой мировой, а к истории революции. Более подробно я рассматривал их в своих работах "Белогвардейщина" и "Государство и революции", а здесь остается лишь коротко рассказать об окончании войны, ее итогах и последствиях.

67. ЦАРЬ И СОЮЗНИКИ

Гинденбург говорил: "Дорога к счастливому для Германии миру лежит через поваленный труп России". Но справедливости ради стоит помнить, что в Февральском перевороте главную роль сыграли еще не немцы и большевики, а либеральная и демократическая оппозиция. И союзники. Реакция "друзей" на события в России была, мягко скажем, своеобразной. Во Франции еще помнили о спасении на Марне и под Верденом, и народ сперва жалел "бедного русского царя", к чему примешивались и опасения насчет русских долгов - ведь многие французы были держателями облигаций русских займов. Однако удостоверившись, что сепаратного мира Временное правительство не заключит и от долгов не отказывается, быстро успокоились и заговорили об "освобождении" России. Ну а в правящих кругах Англии, по донесениям дипломатов, радость по поводу революции "была даже неприличной". Ллойд Джордж, узнав об отречении Николая II, воскликнул: "Одна из целей войны теперь достигнута!" А посол в Петрограде Бьюкенен, обратившись к Временному правительству, поздравил "русский народ" с революцией. Причем указал, что главное достижение страны в революции - это то, что "она отделалась от врага". И под "врагом" понимался не кто иной, как Николай II (недавно произведенный в фельдмаршалы Британской армии - как говорилось при этом в официальном послании, "в знак искренней дружбы и любви"). Как видим, понятия совести у западных политиков уже и тогда были весьма условными. И нетрудно догадаться, что подобная позиция союзников по отношению к царю очень и очень способствовала упоминавшемуся "вторичному перевороту" - переводу событий из легитимного в революционное русло.

Правда, король Георг V все же счел своим долгом направить личную сочувственную телеграмму Николаю. Но она попала в руки Бьюкенена и так и не была вручена - как не санкционированная правительством. Каковы были причины подобного поведения? А царь не устраивал западных союзников именно своей "русской" политикой. Ведь каждый шаг он взвешивал, в первую очередь, с точки зрения пользы и ущерба для России. Да, шел порой на компромиссы, но, с точки зрения англичан и французов, далеко не достаточные. И они не без основания полагали, что либералы, готовые слепо следовать в фарватере европейских демократий и воспринимающие западные мнения в качестве высших откровений, будут куда более покладистыми. Как раз при Временном правительстве, а не при царе начался откровенный "диктат" послов, когда министры ходили перед ними по струнке, выслушивая безапелляционные указания. И попытки широкого проникновения в русскую экономику с проектами предоставления иностранцам различных концессий и льгот в обеспечение займов начались тоже при Временном правительстве.

К тому же соотношение сил в начале 1917 г. вселяло уверенность в скорую победу. И тут тоже имелась большая разница, с кем предстоит вести переговоры о разделе ее плодов - с делегатами царского правительства или Временного (особенно если учесть грандиозный промышленный подъем России, ее растущее военное могущество). Некоторые обязательства Запада, вроде уступки Босфора и Дарданелл, существовали лишь на уровне персональных обещаний царю, никаких договоров на этот счет не было. И Милюков, занявший пост министра иностранных дел, мог теперь сколько угодно развивать свои теории об "исторической миссии" и "кресте на Св. Софии", западные дипломаты прекрасно понимали, что нет царя - нет и обязательств. Да и соглашения вроде "польского вопроса" теперь можно было пересмотреть, обведя вокруг пальца новых неопытных правителей - надавить на них авторитетом "европейского общественного мнения", припомнить их собственные лозунги "свобод" или напрямую, по-торгашески, обсчитать, прижав с помощью финансовых рычагов.

С царем же господа союзники расплатились "сполна". Вскоре после отречения (напомним, вполне легитимного, ни о каком "свержении" еще речи не было), он высказал председателю Временного правительства Львову пожелание выехать в порт Романов для отправки оттуда в Англию, а после войны в качестве частного лица поселиться в Ливадии. И правительство согласилось, сочло это отличным выходом из положения. Даже социалист Керенский хвастливо заявил, выступая в Москве: "Николай II под моим личным наблюдением будет отвезен в гавань и оттуда на пароходе отправлен в Англию " (правда, позже передумал).

Кабинет Львова обратился с просьбой к Великобритании принять царя и прислать за ним крейсер. Причем 23.3 Бьюкенен сообщил о положительном решении. В апреле, когда положение Николая и его семьи стало ухудшаться, группа патриотически настроенных офицеров и бывших охранников подготовила их побег через финскую границу в Швецию - сделать это было еще очень легко. Но царь решил повременить. Он не хотел бежать, ожидая возможности выехать официально. Как писал воспитатель наследника П. Жильяр: "Мы думали, что наше заключение в Царском Селе будет непродолжительным и нас ждет отправка в Англию".