Она прижала руки к груди.

– Садитесь, Полина Антоновна, садитесь, - поддержал ее за локоть Мазин.

Мы вместе усадили старую тетку в машину.

Автобусы между тем уже двигались по узкой дороге, обогнать их пока было невозможно, и Мазин медленно повел "Волгу" следом. Внезапно впереди идущий включил предостерегающий красный сигнал и притормозил.

– Лена!
– крикнули в окно.
– Садись скорей!

Кричали той самой девушке, что ушла раньше с молодым человеком. Он и ответил за нее:

– Езжайте! Мы сами.

– С ума сошли. Это же далеко.

– Поезжайте!
– повторил парень.

Сказано это было так, как говорят - проезжайте! Тоном, каким отвечают, когда хотят, чтобы оставили в покое, отстали.

И в автобусе отстали, а вернее, двинулись вперед и мы поравнялись с молодыми людьми. Вблизи девушка оказалась старше, чем со стороны, и на лице ее я увидел то, чего не замечал на лицах других - подлинно горестное выражение, глубокое, без сомнения, чувство. Вдруг она увидела Полину Антоновну и резко шагнула с обочины.

– Полина Антоновна!

Мазин остановился, а я опустил стекло.

– Что, Леночка, подвезти?

– Нет, нет... Можно мне к вам зайти?

– Конечно.

– А когда?

– Я всегда рада буду.

– Я зайду, зайду обязательно.

– Буду ждать тебя.

На этот раз спутник девушки не чинил никаких помех. Он только рассматривал меня и Мазина, людей ему незнакомых.

– До свиданья, - сказала Лена, отступая на траву, и мы снова двинулись.

– Спасибо!
– донеслось вслед.

– Кто это?
– спросил я.

– Аспирантка Сережина.

Полина Антоновна повернулась и взмахнула перед задним стеклом сухой ладонью с носовым платком.

– Она вас хорошо знает, - заметил Игорь Николаевич, глянув в зеркальце на две удалявшиеся от нас фигуры.

Девушка все еще держала над головой приподнятую руку.

– Лена к нам часто ходила. Она же работу писала под Сережиным руководством.

– А он?

– Кто?
– не поняла Полина Антоновна.

– Этот молодой человек.

– Муж, - ответила старая женщина коротко и недоброжелательно.

– Понятно, - кивнул Мазин, но спрашивать больше ничего не стал.

Тем временем мы выбрались наконец на шоссе, и он с удовольствием прибавил скорость, плавно обойдя мешавшие нам до сих пор автобусы. Я решил, что пришло время скорректировать наши отношения.

– Игорь Николаевич! Я, кажется, при первой нашей встрече несколько оплошал. Оказывается, мы не совсем незнакомые люди.

– Оказывается, - согласился он.

– Столько лет прошло... Вот и не узнал. Простите великодушно.

Мазин засмеялся.

– Я не кинозвезда. В нашей работе "узнавание" не преимущество.

Я не удержался и съязвил немножко.

– В узких брюках вы приметнее смотрелись.

– Запомнили? Было дело. Натерпелся я тогда, между прочим. Эх, если бы плохого человека по штанам узнавать можно было. Какое бы облегчение для криминалистов!

Мне вспомнились потрепанные, с "бахромой" брюки Перепахина.

– А как с монетами, кстати? Поверили вы в перепахинскую версию?

– Это не такой простой вопрос, - не принял Мазин мою ироническую интонацию.
– Но лучше поверить.

Я тогда решил, что он Женькино семейное положение во внимание принял, и согласился с таким подходом. А Игорь Николаевич больше ничего не сказал, да и не мог сказать, как я потом понял. Он добавил только:

– Монеты возвратим Полине Антоновне.

– Возвращайте, возвращайте, я всю эту коллекцию в музей передам.

Я вздохнул потихоньку. "Куда же еще!" Грустно было сознавать, что Полине Антоновне не только коллекция, но и деньги, если бы она продать ее решилась, уже не нужны. Малым она всю жизнь обходиться привыкла, а теперь тем более...

Мы постояли у светофора и свернули на проспект. Теперь до дома оставалось рукой подать.

– Быстро вы нас довезли, Игорь Николаевич, - сказала Полина Антоновна.
– Торопитесь, наверное?

– Сегодня воскресенье.

– В самом деле. Вот и хорошо. Не откажите, раз взялись поухаживать, зайдите ненадолго. Вы ведь Сережу знали...

– Спасибо, Полина Антоновна.

– Это как понимать, спасибо - да, или спасибо - нет? Не обижайте, пожалуйста.

– О чем вы говорите... С удовольствием с Николаем Сергеевичем посидим с вами.