— Понимаю, — сказал Хоуард. — Как нам выйти отсюда на тропинку?

Фоке стал объяснять. Хоуард сидел спиной к входной двери, напротив Николь. Слушая объяснения Фоке, он нечаянно взглянул на девушку — лицо ее застыло, в глазах тревога.

— Мсье… — начала она и умолкла.

Позади него раздались тяжелые шаги и какие-то немецкие слова. Хоуард круто повернулся на стуле, повернулся и молодой француз, его сосед. И оба увидели германского солдата с винтовкой. Рядом с ним стоял один из механиков с того торпедного катера у пристани, в грязном синем комбинезоне.

Эта секунда навсегда врезалась в память старика. В глубине у стойки напряженно застыли рыбаки; девушка, вытиравшая стакан, так и замерла с салфеткой в руке.

Заговорил человек в комбинезоне. Он говорил по-английски с акцентом, то ли немецким, то ли американским.

— Отвечайте, — сказал он. — Сколько вас тут англичан?

Никто не ответил.

— Ладно, — сказал человек в комбинезоне. — Пойдем-ка все в караулку, потолкуем с Feldwebel [92] . Да чтоб не дурить, не то вам будет худо.

И кое-как повторил то же самое по-французски.

Фоке разразился бурным потоком слов, убедительно разыгрывая пьяное негодование. Он знать не знает всей этой компании, он только выпил с ними стаканчик вина, в этом греха нет. Ему пора выходить в море — самое время, отлив. Если его поведут в караулку, завтра не будет рыбы к завтраку, — как это им понравится? Сухопутные крысы ничего не смыслят, дело известное. У пристани отшвартована его лодка — что с ней будет? Кто за ней присмотрит?

Солдат грубо ткнул его прикладом в спину, и Фоке разом замолчал.

Поспешно вошли еще два немца — рядовой и Gefreiter [93] ; всю компанию заставили подняться и погнали из дверей. Сопротивляться было явно бесполезно. Человек в комбинезоне вышел раньше, но через несколько минут появился снова, ведя Ронни и Шейлу. Оба были перепуганы, Шейла в слезах.

— Эти, надо полагать, ваши, — сказал он Хоуарду. — Отлично болтают по-английски, чужому языку так не выучишься.

Хоуард не ответил, только взял детей за руки. Человек в комбинезоне как-то странно посмотрел на него и так и остался стоять, глядя вслед, когда их в сгущающейся темноте повели в караулку.

— Куда мы идем, мсье Хоуард? — испуганно спросил Ронни. — Это нас немцы поймали?

— Мы только с ними поговорим об одном деле, — сказал Хоуард. — Не надо бояться, нам ничего плохого не сделают.

— Я говорил Шейле, чтоб не говорила по-английски, а то вы рассердитесь, а она не слушалась, — сказал мальчик.

— Она говорила по-английски с тем человеком в комбинезоне? — спросила Николь.

Ронни кивнул. Не сразу робко поднял глаза на старика. И, набравшись храбрости, спросил:

— Вы сердитесь, мистер Хоуард?

Незачем было еще больше огорчать детей, им и так предстояли новые, испытания.

— Не сержусь, — сказал старик. — Было бы лучше, если бы она послушалась, но теперь не стоит об этом говорить.

Шейла все еще горько плакала.

— Я люблю говорить по-английски, — всхлипнула она.

Хоуард остановился и вытер ей глаза; конвойные не помешали ему и даже соизволили приостановиться.

— Не плачь, — сказал он Шейле. — Теперь ты можешь говорить по-английски сколько хочешь.

И она, успокоенная, молча пошла рядом с ним, только изредка хлюпала носом.

Их провели шагов двести по дороге к Ланнили, повернули направо и ввели в дом, где помещалась караульная. Они вошли в комнату с голыми стенами, при виде их фельдфебель наскоро застегнул мундир. Потом он уселся за непокрытый дощатый стол на козлах; конвойные выстроили перед ним задержанных. Он презрительно оглядел их с головы до ног.

— So! — сказал он наконец. — Geben Sie mir Ihre Legitimationspapiere [94] .

Хоуард понимал по-немецки всего несколько слов, остальные — и вовсе ни слова. Они недоуменно смотрели на немца.

— Cartes d'identite [95] , — сказал он резко.

Фоке и Николь достали свои французские удостоверения личности; немец стал молча их изучать. Потом поднял глаза.

Жестом игрока, который, проигрывая, выкладывает последнюю карту, Хоуард положил на голый стол английский паспорт.