Фельдфебель усмехнулся, взял паспорт и с любопытством стал изучать.

— So! — сказал он. — Englander [96] . Уинстон Черчилль.

Поднял голову и принялся разглядывать детей. На плохом французском языке спросил, есть ли у них какие-нибудь документы, и явно был доволен, услыхав, что документов никаких нет.

Потом он о чем-то распорядился по-немецки. Пленников обыскали, убедились, что при них нет оружия; все, что у них было — бумаги, деньги, часы, всякие личные мелочи, даже носовые платки, — отобрали и разложили на столе. Потом отвели в соседнюю комнату, где на полу лежало несколько соломенных тюфяков, дали всем по одеялу и оставили одних. Окно было грубо зарешечено деревянными планками; за ним на дороге стоял часовой.

— Я очень сожалею, что так вышло, — сказал Хоуард молодому рыбаку.

Он был искренне огорчен, ведь француз попался ни за что ни про что.

Тот философски пожал плечами.

— Был случай поехать к де Голлю, поглядеть на белый свет, — сказал он. — Найдется и еще случай.

Он бросился на тюфяк, завернулся в одеяло, собираясь спать.

Хоуард и Николь сдвинули матрасы по два, на одну такую постель уложили Розу с Шейлой, на другую мальчиков. Остался еще один матрас.

— Это для вас, — сказал Хоуард. — Я сегодня спать не буду.

Николь покачала головой.

— Я тоже.

Полчаса они сидели бок о бок, прислонясь к стене, и смотрели на зарешеченное окно. В комнате стало уже почти темно; снаружи в звездном свете и последних отблесках заката смутно виднелась гавань. Было еще совсем тепло.

— Утром нас допросят, — сказала Николь. — Что нам говорить?

— Мы можем говорить только одно. Чистую правду.

С минуту она раздумывала.

— Нельзя впутывать ни Арвера, ни Лудеака, ни Кентена, мы должны всеми силами этого избежать.

Хоуард согласился.

— Они спросят, где я взял этот костюм. Можете вы сказать, что это вы мне дали?

— Да, хорошо, — кивнула Николь. — И скажу, что прежде знала Фоке и сама с ним договорилась.

Молодой француз уже засыпал; Николь подошла и несколько минут серьезно что-то ему говорила. Он пробурчал согласие; девушка вернулась к Хоуарду и снова села.

— Еще одно, — сказал он. — Насчет Маржана. Не сказать ли, что я подобрал его на дороге?

Николь кивнула.

— На дороге в Шартр. Я ему объясню.

— Может быть, все и обойдется, лишь бы не устроили перекрестный допрос детям, — с сомнением сказал Хоуард.

Потом они долго сидели молча. Наконец Николь тихонько пошевелилась рядом со стариком, пытаясь сесть поудобнее.

— Прилягте, Николь, — сказал он. — Вам надо хоть немного поспать.

— Не хочу я спать, мсье, — возразила она. — Право, мне куда приятнее вот так посидеть.

— Я о многом думал, — сказал Хоуард.

— Я тоже.

Он повернулся к ней в темноте.

— Я бесконечно жалею, что навлек на вас такую беду, — тихо сказал он. — Я очень хотел этого избежать, и я думал, все обойдется.

Николь пожала плечами.

— Это неважно. — Она запнулась. — Я думала совсем о другом.

— О чем же? — спросил старик.

— Когда вы знакомили нас с Фоке, вы сказали, что я ваша невестка.

— Надо ж было что-то сказать, — заметил Хоуард. — И ведь это очень недалеко от истины. — В тусклом свете он посмотрел ей в глаза, чуть улыбнулся. — Разве не правда?

— Вот как вы обо мне думаете?

— Да, — сказал он просто.

В узилище воцарилось долгое молчание. Кто-то из детей, вероятно Биллем, беспокойно ворочался и хныкал во сне; за стеной по пыльной дороге взад и вперед шагал часовой.

— Мы совершили ошибку… большую ошибку, — сказала наконец Николь. И повернулась к старику. — Правда, я и не думала делать ничего плохого, когда поехала в Париж, и Джон не думал. У нас ничего такого и в мыслях не было. Пожалуйста, не думайте, он ни в чем не виноват. Никто не виноват, ни я, ни он. Да тогда это вовсе и не казалось ошибкой.

Его мысли перенеслись на полвека назад.

— Я знаю, — сказал он. — Так уж оно бывает. Но ведь вы ни о чем не жалеете, правда?

Николь не ответила, но продолжала более свободно:

— Джон был очень, очень упрямый, мсье. Мы условились, что я покажу ему Париж, для этого я и приехала. А когда мы встретились, он вовсе не интересовался ни церквами, ни музеями, ни картинными галереями. — В ее голосе как будто проскользнула улыбка. — Он интересовался только мною.

— Вполне естественно, — сказал старик. Что еще оставалось сказать?

— Поверьте, мне было очень неловко, я просто не знала, как быть.

— Ну, под конец вы составили себе мнение на этот счет, — засмеялся Хоуард.