Через два дня мы сменили чиркнувший о землю винт, отремонтировали помятую часть крыла, и Вано Гахария был послан комэском облетать Пе-3. Он предложил мне подняться с ним в испытательный полет.

–  С огромной радостью! - воскликнул я.

–  А хорошо подковал коня? Не подведет двух джигитов?

Выруливая, Вано молчал. Перед взлетом крикнул мне через шлемофон: "Поехали!" А как только взлетели, запел. И пел свои то грустные, то веселые грузинские песни. Пел во время всего испытательного полета. Лишь однажды, когда он бросил машину в крутое пике, на миг прервался и скомандовал: "Сядь на кресло штурмана и крепко держись за спинку моего сиденья. Иначе при выходе из пике полетишь назад, побьешься". Едва я успел выполнить его команду, как меня прижало к сиденью: "пешка" выходила из пике. И снова Гахария затянул песню.

Храбрый человек, мастер воздушной разведки летал легко, с упоением, а на земле в часы досуга веселил нас доброй шуткой. Он в совершенстве владел бомбардировщиком и выполнял боевые задания на "отлично". Однажды, еще в дни обороны Москвы, его экипажу была поставлена задача: в любую погоду вылететь и разведать число фашистских самолетов на аэродромах близ оккупированных тогда Смоленска и Орши. Эти разведданные требовались командованию для нанесения ночного бомбардировочного удара нашей дальней авиацией. Подумав немного, Гахария сказал с лукавой улыбкой:

–  Задание я, кажется, уяснил. Но знаешь, дорогой командир, надо изменить время вылета. Разведку произведу в момент обеденного перерыва у фашистов. Я знаю, они педанты, все вернутся на свой аэродром пообедать. Тут-то мы их и сфотографируем...

С доводами Гахария согласились. В ходе полета разведчики поддерживали радиосвязь со штабом полка. Вот принята первая радиограмма: "Перешел линим фронта. Все в норме". Спустя десять минут разведчик передал: "Два истребителя преследуют нас с тыла. Увеличиваю скорость. Иду на цель". После нескольких тревожных минут ожидания радист отстучал: "Проходим аэродром Смоленска. Сфотографировали до 60 самолетов". Затем экипаж сообщил, что изменил курс и приближается к Орше. Теперь надо подождать не менее получаса, когда разведчики передадут: "Задание выполнили, возвращаемся на базу".

Конечно, все эти радиограммы понимали лишь стрелки-радисты да принимающие радиоспециалисты. Их четкая работа обеспечивала полк оперативной информацией. В зависимости от ее характера быстро принимались решения. Иногда объект разведки менялся во время полета.

Гахария любил присутствовать при дешифровке разведфильмов. Ведь он не всегда мог точно рассказать, что удалось сфотографировать с высоты шести-семи тысяч метров. На пленке объекты выглядели микроскопическими. Только глаз фотоспециалиста-дешифровщика мог безошибочно определить, сколько обнаружено вражеских зениток, вагонов, автомашин, самолетов, какого типа и даже в каком состоянии они находятся.

Результаты фотосъемки аэродромов Смоленска и Орши просматривал лично начальник разведки Морозов. Он сравнил их с фотодонесениями трехдневной давности и заметил:

–  Фашистской техники стало гораздо меньше. Куда подевались их "юнкерсы"?

–  Товарищ начальник, возможно, невзирая на обед, фашисты улетели на бомбежку? - сказал Гахария и предложил:

–  Разрешите сделать повторный вылет. Наши ночники-"бомберы" получат свежие разведданные...

Повторный полет разрешили. Гахария попросил "фотиков" зарядить кассету высокочувствительной пленкой. По зиме рано темнело. Когда он снова появился над аэродромом Смоленска, самолетов там оказалось вдвое больше: "юнкерсы", отбомбившись, вернулись на свою базу. Ту же самую картину разведчики обнаружили на аэродроме Орши. И вновь радист отстучал: "Число самолетов увеличилось вдвое". Умело сманеврировав, разведчики ушли от поднявшейся с аэродрома четверки "мессеров" и вернулись домой без особых происшествий. А ночью наши бомбардировщики, имея точные данные о расположении "юнкерсов" на вражеских аэродромах, отменно громили фашистов.

–  Послушай, механик, - однажды заговорил Вано. - Мне нравится твой самолет - красивый, как девушка. Не нравится только, что не можешь подвесить мне дюжину бомб.

–  Не положено разведчику, товарищ командир. Да и негде - фотоаппарат занял все место.

–  А в отсеках мотогондол ведь есть место?

–  Есть, но мы заполняем его листовками, обращенными к советским людям на временно оккупированных территориях.

–  Выходит, я бумажками фрицев бью. Ты человек или шашлык? Снаряди меня бомбочками. В нашем ауле столько погибло парней. Я за них отомщу!

Вано получил печальное известие из дома. В те дни он возвращался из разведки с полностью расстрелянными патронами своего бортового пулемета. А однажды прилетел без эрэсов. Объяснил, что выпустил их в бою с "мессерами". Сказал только нам, а комэску не стал докладывать. Мы догадались: Вано снова штурмовал пехоту либо автомашины фашистов. Да, бесстрашия ему было не занимать.

Много блестящих полетов совершил Иван Эрастович Гахария. Его перевели в нашу эскадрилью, когда он уже был награжден двумя боевыми орденами Красного Знамени. Но долго провоевать на Северо-Западном фронте ему не пришлось. В расцвете летного мастерства, сил и молодости он был сбит над своей территорией. Сбит глупо, нашим же Яком. Летчик-истребитель принял "пешку", летящую в кучевых облаках, за "Мессершмитт-110". За тяжелую ошибку майора истребителя разжаловали в рядовые.

Трагедия произошла весенним утром 1942 года в районе города Осташкова. Гахария летел на аэродром подскока в Андреаполе, где должен был дозаправиться горючим и отправиться на боевое задание. Вместе с разведчиками погиб механик Аркадий Фетисов, который должен был выпустить "пешку" в боевой полет.

Известие потрясло нашу эскадрилью. Мне в особенности было не по себе, так как накануне мы поссорились с Аркашкой, и вот по какой причине. Начштаба эскадрильи Кулагин вызвал меня и сказал, что Фетисов отсутствовал на вечерней поверке и был вне казармы всю ночь. "Я влепил бы ему по десятое число, но командир решил его не наказывать, - сказал грозно начштаба. Велел "проработать". Собирай комсомольское бюро и будь построже с ним!"