Неисповедимы пути Господни.

Все боги так поступают. Есть только один способ, каким они могут действовать.

Их религиозность, вероятно, была жизненно важной. Вера в Бога является элементарной формой обезличивания — осознания ответственности перед гипотетическим Другим. В данном случае процесс происходил несколько иначе… Если потеря личностного и ответственность перед реальным Другим стала фактором жизни, значит это и есть Бог. Больше нет необходимости его выдумывать. Он существует.

— Ты говоришь, что вы прибыли сюда, чтобы узнать о нас, — сказал темнокожий человек. — Всё, о чём мы просим, это — чтобы вы сделали это — единственным возможным способом. Вы должны открыться для познания Самого, вы должны присоединиться к Самому. Тогда вы узнаете. Тогда вы поймёте. Ваши мысли отягощены теперь ночными кошмарами. Если вы не можете справиться с этими кошмарами, тогда все мы идём к катастрофе. Вы не можете продвинуться вперёд, думая в рамках своих узких предубеждений. Вы должны узнать, чтобы понять.

Все эти обычные рассуждения просто влетали в одно ухо и вылетали в другое. Я слыхал это всё и раньше. Это был расхожая байка, кочующая по истории человечества. Верь, как мы, и ты будешь спасён. Ооставайся таким, каким ты есть сейчас, и ты обречён на вечное проклятие. Присоединяйся к нам… иначе неменуемы схватка, война, катастрофа. Это был призыв, который никогда не менялся, воззвание верующего к сомневающемуся.

Единственной проблемой было то, что почти всегда были борьба, война, катастрофа. И уже сейчас я мог предвидеть, что ситуация здечь на Аркадии идёт к радикальной А-катастрофе. «Дедал» против Города Солнца. Генная инженерия против всемогущего паразита.

Последний раз, когда я слыхал байку, подобную той, что предложил мне Слуга, это был призыв от имени возрождавшихся неохристиан, высказанный мальчишкой, которого звали Питер, и который был моим сыном. Как только прозвучал призыв, мы потеряли друг друга. За ним последовал спор, так же легко и естественно, как ночь следует за днём. Теперь мы с ним были совершенно чужими друг другу. Это произхошло почти за одну ночь. Единственным путём избежать даже такого сравнительно крошечного несчастья, как это, была бы полная капитуляция с моей стороны. Я оказался неспособным на это. Я был не способен отказаться от своего мира и принять веру в качестве замены здравого смысла. Гораздо меньше я был способен капитулировать перед тем, о чём просил меня Слуга в своём миссионерском запале во имя Самого. Не было никакого спосособа, никакого вообще, чтобы я согласился подвергнуть свой разум риску, позволив ему раствориться в некой объединённой массе.

А если так, то каков был шанс избежать катастрофы?

Они, очевидно, продолжали сохранять надежду. Стрела не была пущена. Другая спасла мне жизнь. Я был волен вернуться на корабль, неся с собой и плохие новости и настоятельный призыв. Но это у верующих надежда всегда умирает последней. Поскольку они считают себя правыми, и в глубине души они верят, что и все остальные должны видеть их правоту. Упорный отказ разделить их веру, в конце концов, начинает казаться им обычным упрямством, которое они готовы наказать… из самых чистых побуждений.

Я отчаянно пытался найти надежду, которая была бы под стать надежде Слуги.

Но я, несчастный сомневающийся, не мог найти её.

Просто казалось, что её нет.

Я вернулся на «Дедал» поздно вечером, сразу с наступлением темноты. Я стянул в шлюзе свой порванный костюм и с готовностью подвергся полной — и довольно неприятной — процедуре обеззараживания. Затем одел новый костюм. Я был уверен, что он не был необходим, но ради того, чтобы не пренебречь даже малейшим шансом, а также для спокойствия остальных это казалось наиболее правильным.

Меня ждал не совсем комитет по встрече. В главном отсеке находились только трое — Натан и Мариэль, которые сидели перед стопками бумаг, и Пит Ролвин, который потягивал кофе. Однако, они прекратили свои дела, когда я вошёл внутрь.

— Привет, Алекс, — сказал Натан. — Путешествие прошло нормально?

— Нет, — сказал я.

— Нашёл что-нибудь на корабле?

— Ничего. — Я сел.

— Что случилось с твоей ногой? — Спросила Мариэль.

— Я свалился со своей лошадки… прямо на рог. Но это ерунда. Тошлько пощипало немного во время обеззараживания.

Её глаза заглянули в мои, пронизывая насквозь. Она отодвинула свои бумаги в сторону.

— Я позову остальных, — сказала она.

Её тон сказал Натану, что сейчас было не время слушать в пол-уха. Он положил свою ручку и начал собирать бумаги в стопку.

— Дашь мне немного кофе, Пит? — Сказал я. — В тюбике. Мне нравится слишком сёрбать… Уж лучше я продавлю его сквозь фильтр.

Он протянул мне тюбик. Мариэль привела из лаборатории Конрада и Линду. Они выглядели так, словно долго и напряжённо работали. Карен появилась со стороны отсека управления.