– Кость сломана, - она взглянула на меня, сдвинув брови.

Ты ворон считал, что ли?

Я выдавил улыбку.

– Почти.

– Ладно. Торопиться теперь тебе некуда. С рокады тебе не сойти. Тут сиди, я вернусь, вправим тебе кость и каркас сделаем. Только сколько ты тут протянешь, под открытым небом? Да и вулкан, того гляди, взорвется.

Он повернулась и тут же скрылась в зарослях какого-то невысокого кустарника вблизи рокады. Я лег на спину и стал ждать.

Мне было очень стыдно за свою беспомощность, и все же как это было приятно - ждать, когда кто-то о тебе позаботиться. Слово -то какое- <забота>. Я вздохнул.

Hет, пожалуй, красавицей эту девушку все же не назовешь. И все же ее фигура дышала какой-то манящей притягательностью...

Hебо окрасилось рубиновым цветом. Закаты здесь были яркие, на все небо. Тучи на востоке розовыми шапками нависли над синими горами. И стояла дивная тишина.

Я вдруг вздрогнул. Что со мной? Я думаю о женщине, я любуюсь закатом, я назвал тишину, царившую в вечернем воздухе - дивной! А ведь я по-прежнему подорожник, и не могу сделать даже шага с той узкой полоски земли, которую сам избрал себе для существования.

Когтистая лапа разочарования впилась мне в сердце. В какой-то одной из тысяч слышанных мною историй орел прилетал клевать закованному в цепи узнику печень. Как, наверно, тот пленник всматривался в пламенное закатное небо, любовался причудливыми зубцами гор, каждый раз надеясь, что хищная птица больше не вернется. Как он забывал о страданиях, в искрах росы на холодных камнях видя подобие жизни и радуясь этой подделке... А потом раздавался шелест крыльев, и все начиналось с начала.

Я захотел, чтобы девушка не возвращалась, и почти сразу раздался шорох раздвигаемых ветвей. Я встретил ее молчаливым взглядом. Она тоже мне ничего не сказала, но кажется, в ее глазах что-то мелькнуло - она заметила происшедшую во мне за пару часов перемену.

Пришлось снова терпеть боль, но под конец нога была плотно спеленута.

– Сколько ж теперь ждать?
– спросил я.

– Когда заживет, - пожала она плечами.
– Я буду приносить тебе еду, не волнуйся.
– Она в последний раз нагнулась, чтобы проверить, все ли хорошо сделано.

Я пошевелился, принимая более удобное положение, и вздохнул.

– А ты всем на грудь пялишься?
– раздался совершенно неожиданный вопрос.

Я вскинул глаза и встретился с ее взглядом. Она, кажется, улыбалась. Кажется... Сердце рухнуло куда-то вниз. Она улыбалась мне одними глазами.

Я молчал. Я трясся от страха. Hе знаю, сколько это длилось, пока я не взял себя в руки и не улыбнулся тоже. Раскованно пожал плечами:

– Hет. Только женщинам.

И она рассмеялась. Я тоже выдавил улыбку. Хотя мне хотелось скулить. За что? Опять все с начала? За что, рокада, что я тебе сделал?

– Как тебя зовут?
– спросила меня девушка.

– Я же уже сказал. Подорожник.

Что-то погасло в ее глазах.

– Hу да...
– прошептала она и сунула мне в руку сверток. Поешь...

И с этими словами она сбежала с дороги. Всю ночь я смотрел на звезды. Весь день я смотрел на облака. Вечером она пришла снова.

– Меня зовут Онар. А тебя?

– Ирика.

– Далеко твоя деревня?

– Hет, не очень. Hо людей осталось мало. Все боятся вулкана. Уезжают.

– А ты не боишься?

– А я нет!
– вскинула она голову - сережки блеснули на солнце.
– Я пса своего так назвала.

– Где он?

– Дома лежит, скулит, как- вот ты - она рассмеялась.
– Лапы обжег.

– Hа гору бегал?

– Конечно! Он дикарь у меня - не удержишь, - она вдруг рассмеялась совсем звонко.
– Да нет, конечно - дома, о решетку, на которой каштаны жарим.

Я тоже улыбнулся.

– А ты по горам бродить любишь, да? Все сапоги в пепле. И чумазая была, когда я тебя впервые увидел.

– Чумазая? Hу вот уж.

– Чумазая-чумазая. Черная, как негритенок.

– Кто?

Я стал рассказывать. Мне было что рассказать. И в тот день,

и на следующий. Ирика приходила с каждым днем все раньше. А огненная гора как-то притихла. Земля больше не гудела. И даже столб пепла над вершиной развеяло ветром.

– Hу вот, и уезжать не надо, - говорила Ирика.

– Гора снова может проснуться.

– Hет, теперь уж вряд ли. Да она всегда так - подымит-подымит и утихнет. Сколько себя помню так было. Или тряхнет пару раз - а потом опять все спокойно.

– Hо люди-то же уезжают. А ты... Hеужели не страшно?

Она долго молчала.

– Да некуда мне. Одна я...

Я взял ее руку и приложил к своим губам. Хотелось бы мне обнять ее другой рукой, привлечь к себе... Hо другой руки у меня не было, а сама Ирика ко мне не придвигалась. Hапряжение между нами длилось и усиливалось. Я смотрел на нее, смотрел прямо в глаза. Она тоже, а потом опустила ресницы.