и леса очарует предзимний покой,

я исчезну в янтарном сиянии просек,

я и рыжий мой конь... далеко-далеко...

На твоей цепочке - крест,

на моей - медвежий коготь...

я носила на руках

не младенца, а тигренка...

и дыхание коня

наполняло мне ладони...

после смерти стать бы мне

добрым пастырем звериным...

ПЕСЕНКИ

* * *

Для тех, кто не может без чуда, на небе сияет звезда.

Любовь прилетает оттуда, любовь улетает туда.

И нам дается на время ее нездешнее бремя. Покуда можешь - неси, а новой уж не проси.

Любовь ослепительной силы была - а теперь она где? Отыщешь любовь мою, милый, лишь там, на далекой звезде.

Ведь нам дается на время ее нездешнее бремя. Покуда можешь - неси, а новой уж не проси.

* * *

КОШАЧЬЯ ПЕСЕНКА

Не станет задорно петь в груди фанфарная медь, ты в битву иди спокойно - спокойных боится смерть. Пускай беда за бедой и сто погонь за тобой - но - если спасешь ты знамя, то, значит, не кончен бой!

Дорога, а не дорожка,

как крестный путь, нелегка, и горек ветер тревожный, летящий издалека... Уходит в атаку кошка со знамени Спартака.

Пока по земле иду, пока отвожу беду, несу я свою свободу, как маленькую звезду. Не лезу в заросли слов, не откликаюсь на зов, но - знаю, кому нужна я, звезда моя и любовь.

Дорога, а не дорожка,

как крестный путь, нелегка, и горек ветер тревожный, летящий издалека... Уходит в атаку кошка со знамени Спартака.

СКАЗКИ АНДЕРСЕНА

Плывет над землей акварельный туман - обычная рижская осень. Приходит задумчивый Ханс-Кристиан, последнюю сказку приносит. Не зная, что жжет настоящий огонь, на ножке упругой и длинной стоит, как цветок - не дыши и не тронь!
– подружка моя, балерина.

Но в сказку внезапно ворвалась беда... Не надо рассказывать, хватит! Подружка моя улетает туда, где гибнет отважный солдатик. Мгновенная вспышка ожогов и ран - и пламя вздохнет, успокоясь. Зачем вы придумали, Ханс-Кристиан, такую печальную повесть?

К ладони горячей прильнула ладонь

и замерли чуткие руки.

Я знаю, что жжет настоящий огонь,

но он не больнее разлуки.

И, поздно иль рано, подхватит меня крылом своим властным, орлиным, тот ветер, что бросил в ладони огня подружку мою, балерину...

НА МОТИВ "ЗЕЛЕНЫЕ РУКАВА"

Прожила эта песня столетья,

в каждой пьесе Шекспира звеня,

и ее захотела пропеть я,

потому что она - про меня.

Винной ягодой в крепкой настойке сохраняю я песню свою...

Мистер Уильям, прошу вас, настройте эту лютню - я тоже спою.

Были струны мои одиноки. Современные ритмы забыв, положила я новые строки на приветливый старый мотив. Если трудно придется, мой милый, эту песню на помощь зови - я ее для тебя сочинила о любви, о любви, о любви...

Но ее не пропели мы вместе - эти струны бессильны, прости. Даже самою искренней песней я тебя не сумела спасти. Сколько боли в прощальном аккорде... В одиноком молчанье стою. Мистер Уильям, прошу вас, настройте эту лютню - я тоже спою.

* * *

Узлом запутались дороги, осточертела беготня.

О вседержители, о боги, сошлите в Болдино меня!

Пускай - внезапно и коварно, пускай - как гром средь ясна дня, я буду только благодарна. Сошлите в Болдино меня!

Не место в городской квартире седлать крылатого коня - ему бы летний луг пошире... Сошлите в Болдино меня!

Там тешится лихой забавой, во весь опор донца гоня, наездник смуглый и курчавый... Сошлите в Болдино меня! .

МАРШ ДЕСАНТНИЦ

из романа "Люс-А-Гард"

Когда надоест понемножку кофейно-диванный комфорт, обуй свою правую стройную ножку в высокий пиратский ботфорт.

Придуманных песен не хватит для жаждущих пламени губ - и левую ножку сурово охватит фестончатый жесткий раструб.

Томящая душу отвага вокруг никому не нужна - и, значит, надежная звонкая шпага оттягивать пояс должна.

И лучшее в мире богатство найдешь ты в конце-то концов - ночное, шальное, крылатое братство испытанных в деле бойцов.

Ватага бродяг своенравных, созревших в гульбе да в борьбе, они тебя примут в команду на равных, и выбор доверят тебе.