– Да.

– Плохи дела, ребята.

– Видим, - сказал Грабарь. Он присел на нары. Тесленко опустился рядом.

– Будем знакомы - Кастусь Грабарь.

– Земцов. Василий Земцов, - глухо проговорил его собеседник.
– Это Сергей Мироненко, - кивнул он на сидящего рядом товарища, выглядевшего помоложе.
– А тот - Николай Соломеин.

Мироненко иронически склонил голову, Соломеин шевельнулся на парах, но не повернулся.

– Давно здесь?
– спросил Грабарь.

– Недели две.

– А в плену?

Земцов сидел на нарах, низко опустив плечи, и глядел в пол. Казалось, он не слышал вопроса. Потом поднес сигарету к губам, затянулся и поглядел на капитана.

– Старожилы, - болезненно скривил он губы.
– Я - с конца сорок второго...

– Как это произошло?
– спросил Грабарь.

– Как обычно, - Земцов поднял глаза на Грабаря, грустно усмехнулся.
– Я не такой уж плохой летчик. Да и ребята у меня были один к одному. Но что сделаешь на "ишачке" против "мессершмитта"? Это же утюг. Да и было нас шестеро, а немцев два десятка...

– Семнадцать, майор, - уточнил Соломеин, не поворачиваясь.
– И если бы вы послушались моего совета...

– Помолчи, лейтенант, - оборвал его Земцов. Потом пояснил Грабарю угрюмо: - Он из моей эскадрильи.

Перед вылетом предлагал разделиться на две группы и в зону барражирования подойти на разных эшелонах. Возможно, - он и прав...

– Я был прав, майор, - сказал Соломеин.
– Если бы вы это сделали, мы не лежали бы в этом бараке.

– Хватит!
– прикрикнул Мироненко.
– Майору и без тебя несладко.

Соломеин что-то буркнул и смолк. Видно, это был давний и неразрешимый спор.

Потом Земцов рассказал, что несколько раз пытался бежать, но его ловили. Побывал он во многих лагерях. Особенно плохо пришлось в Доре, где пленные работали в тоннелях. От каменной пыли ничего нельзя было различить уже за два шага. Там он испортил легкие и теперь беспрерывно кашлял.

– Сколько же вам лет?
– поинтересовался Грабарь, глядя на его старческое лицо.

– Тридцать два года.

– Тридцать два? Земцов невесело усмехнулся.

– Не похоже? Здесь все... быстро становятся взрослыми.

На вид Земцову нельзя было дать меньше пятидесяти, лицо было высохшим и сморщенным, как печеное яблоко.

– Страшно не то, что они со мной сделали, а - плен, - проговорил Земцев после молчания.
– Я ведь кадровый военный. И - вот...

Он закашлялся. Потом начал с жадным интересом расспрашивать о положении на фронтах, о Москве - он был москвичом, о разгроме немцев под Курском. Грабарь рассказал обо всем, что знал.

Мироненко держался отчужденно и в разговор не вступал. Третий из пленных, Соломеин, так и не поднялся.

– Летают каждый день?
– спросил Грабарь. Земцев кивнул:

– Каждый.

– Вы уже были там?

– Был, - сказал майор.
– Мы все там были.

– И не пытались таранить?
– спросил Тесленко враждебно.

– Не пытались.

Храбрый нашелся, - пробурчал Соломеин.
– Думает, ему тут кино.
– Он натянул куртку на голову и, подвинулся еще дальше к стене.

– Невозможно?
– спросил Грабарь.

– Возможно, - неохотно отозвался Земцев.
– Некоторые пробовали.

– И что?

– Что, что!
– разозлился Земцев.
– Попробуйте - узнаете.
– Он помолчал, потом объяснил более спокойно: - Немец выбросится с парашютом, а тебя подожгут, только и всего. Да и не так это просто. Они держатся теперь осторожно. Да вы, наверно, видели, что произошло сейчас с Метелиным...

– Видели, - подтвердил Грабарь.
– А бежать?

– Пешком? Далеко не убежишь.

– На самолете.

– С пятнадцатиминутным запасом горючего?

– Да, верно, я забыл.

– А кроме того - вокруг зенитки.

– Понятно. Тесленко поглядел на него с презрением.

– Зениток испугались!.. Земцов окинул его внимательным взглядом.

– Дело не в страхе. Дело в том, что это совершенно бессмысленно. С таким же успехом можно подойти к колючей проволоке и тебя убьют.

– Тогда бросить самолет на какую-нибудь наземную цель!
– упрямо мотнул головой Тесленко.

– На наземную?
– переспросил Земцев.
– На какую? Вокруг ничего нет.

– Ангар, стоянка... мало ли!