– А вы не знаете?
– возразил Астахов,- Пушкина стихи "На почве чахлой и скупой", будто вы не помните?

– Не помню что-то... Этот анчар-ядовитое дерево?

– Да.

– Как датуры... Помнишь, Маша, как хороши были датуры у нас на балконе, при луне, с своими длинными белыми цветами. Помнишь, какой из них лился запах, сладкий, вкрадчивый и коварный.

– Коварный запах!
– воскликнул Владимир Сергеич.

– Да, коварный. Чему вы удивляетесь? Он, говорят, опасен, а привлекает. Отчего злое может привлекать? Злое не должно быть красивым!

– Ого! какие умозрения!
– заметил Петр Алексеич,- куда мы удалились от стихов!

– Я эти стихи прочел вчера Марье Павловне,- подхватил Владимир Сергеич,- и они ей чрезвычайно понравились.

– Ax, прочтите их, пожалуйста,- сказала Надежда Алексеевна.

– Извольте-с.

И Астахов прочел "Анчар".

– Слишком напыщенно,- произнес как бы нехотя Ве-ретьев, как только Владимир Сергеич кончил.

– Стихотворение слишком напыщенно?

– Нет, не стихотворение... Извините меня, мне кажется, вы не довольно просто читаете. Дело говорит само за себя; впрочем, я могу ошибаться.

– Нет, ты не ошибаешься,- сказала Надежда Алексеевна с расстановкой.

– О, да ведь это известно! я в твоих глазах гений, дарови-тейший человек, который все знает, все бы мог сделать, да только лень, к несчастью, его одолевает: не правда ли?

Надежда Алексеевна только головой качнула.

– Я с вами не спорю, вы это лучше должны знать,- заметил Владимир Сергеич и немного надулся.
– Это не по моей части.

– Я ошибся, извините,- поспешно произнес Веретьев. Между тем игра кончилась.

– Ах, кстати,- заговорил Ипатов, вставая,- Владимир Сергеич, мне поручил один здешний помещик, сосед, прекраснейший и почтеннейший человек, Акилин, Гаврила Степаныч, просить вас, не сделаете ли вы ему честь, не пожалуете ли к нему на бал, то есть я это так, для красоты слога, говорю: бал, а просто на вечеринку с танцами, без церемоний? Он бы сам к вам непременно явился, да побоялся обеспокоить.

– Я очень благодарен господину помещику,- возразил Владимир Сергеич,-но мне непременно нужно ехать домой...

– Да ведь что вы думаете, когда бал-то? Ведь завтра бал, Гаврила Степаныч завтра именинник. Один день куда ни шел, а уж как вы его обрадуете! И всего отсюда десять верст. Если позволите, мы же вас и довезем.

– Я, право, не знаю,- начал Владимир Сергеич.- А вы едете?

– Всем семейством! И Надежда Алексеевна, и Петр Але-ксеич, все едут!

– Вы можете, если хотите, теперь же меня пригласить на пятую кадриль,заметила Надежда Алексеевна.
– Первые четыре уже разобраны.

– Вы очень любезны, а на мазурку вы уже приглашены?

– Я? Дайте вспомнить... нет, кажется, не приглашена.

– В таком случае, если вы будете так добры, я бы желал иметь честь...

– Стало быть, вы едете? Прекрасно. Извольте.

– Браво!
– воскликнул Ипатов.- Ну, Владимир Сергеич, одолжили. Гаврила Степаныч просто в восторг придет. Не правда ли, Иван Ильич?

Иван Ильич хотел было, по неизменной привычке своей, промолчать, однако почел за лучшее произнести одобрительный звук.

– Что тебе была за охота,- говорил час спустя Петр Але-ксеич своей сестре, сидя с ней в легонькой таратайке, которой правил сам,- что тебе была за охота навязаться этому кисляю на мазурку?

– У меня на то свои планы,- возразила Надежда Алексеевна.

– Какие,- позволь узнать?

– Это моя тайна.

– Ого!

И он слегка ударил бичом лошадь, которая начала было прясть ушами, фыркать и упираться. Ее пугала тень от большого ракитового куста, падавшая на дорогу, тускло озаренную месяцем.

– А ты танцуешь с Машей?
– спросила Надежда Алексеевна в свою очередь брата.

– Да, - сказал он равнодушно.

– Да! да!-повторила Надежда Алексеевна с укоризной.- Вы, мужчины.прибавила она, помолчав,- решительно не стоите того, чтобы вас любили порядочные женщины.

– Ты думаешь? Ну, а этот петербургский кисляй, этот стоит?

– Скорее, чем ты.

– Вот как!

И Петр Алексеич проговорил со вздохом:

Что за комиссия, создатель, Быть... братом выросшей сестры!

Надежда Алексеевна засмеялась.

– Много я тебе хлопот доставляю, нечего сказать. Мне так вот комиссия с тобою.

– Неужели?
– я этого никак не подозревал.

– Я не насчет Маши говорю.

– На какой же счет?

Лицо Надежды Алексеевны слегка опечалилось.