Шрифт:
– Доброго вечера желаю вам, матушка,- сказал Ипатов, подходя к старухе и возвысив голос.- Как вы себя чувствуете?
– Приехала посмотреть на вас,- глухо и с усилием проговорила старушка.Вишь, какой славный вечер. День-то я спала, а теперь ноги заломили. Ох, мне эти ноги! Не служат, а болят.
– Позвольте, матушка, представить вам нашего соседа, господина Астахова, Владимира Сергеича.
– Очень рада,- возразила старуха, окинув его своими большими и черными, но уже потускневшими глазами.- Прошу полюбить моего сынка. Человек он хороший; воспитание я ему дала какое могла; известно, дело женское. Малодушие в нем еще есть, да, бог даст, поостепенится, а пора бы; пора мне сдать ему дела. Это вы, Надя,- прибавила старуха, взглянув на Надежду Алексеевну.
– Я, бабушка.
– А Маша чай разливает?
– Да, бабушка, разливает чай.
– А кто еще там?
– Иван Ильич да Егор Капитоныч.
– Матрены Марковны муж?
– Он, бабушка.
Старуха пожевала губами.
– Ну, хорошо. Да что, Миша, я никак старосты не добьюсь:
вели ему прийти ко мне завтра пораньше, у меня с ним дела будет много. Без меня у вас, я вижу, все не так идет. Ну довольно, устала я, везите меня, вы... Прощайте, батюшка, имени и отчества не помню,- прибавила она, обратившись к Владимиру Сергеичу,- извините старуху. А вы, внучки, не провожайте меня. Не надо. Вам бы только все бегать. Сидите, сидите да уроки твердите, слышите. Маша вас балует. Ну, ступайте.
С трудом приподнятая голова старушки опять упала к ней на грудь...
Колясочка тронулась и тихо укатилась.
– Сколько лет вашей матушке?
– спросил Владимир Сер-геич.
– Всего семьдесят третий год пошел; да вот уж двадцать шесть лет, как ноги у ней отнялись; это с ней случилось скоро после кончины покойного батюшки. А была красавицей.
Все помолчали.
Вдруг Надежда Алексеевна вздрогнула.
– Что это, летучая, кажется, мышь пролетела? Ай, какой ужас!
И она поспешно вернулась в гостиную.
– Пора мне домой ехать. Михаил Николаич, велите оседлать мою лошадь.
– И мне пора,- заметил Владимир Сергеич.
– Куда же вы?
– промолвил Ипатов.- Переночуйте здесь. Надежде Алексеевне всего две версты ехать, а вам целых двенадцать. Да и вы, Надежда Алексеевна, куда спешите? Подождите месяца, он теперь скоро взойдет. Еще светлее будет ехать.
– Пожалуй,- сказала Надежда Алексеевна,-я давно не ездила при луне.
– А вы ночуете?-спросил Ипатов Владимира Сергеича.
– Я, право, не знаю... Впрочем, если я не стесню...
– Нисколько, помилуйте, я сейчас велю вам комнату приготовить.
– А ведь хорошо ехать верхом при луне,- заговорила Надежда Алексеевна, как только подали свечи, принесли чай и Ипатов с Егором Капитонычем засели играть в преферанс вдвоем, а Складная Душа безмолвно уселся возле них,-особенно по лесу, между кустами орешника. И жутко, и приятно, и какая странная игра света и тени - все кажется, как будто кто-то крадется за вами или впереди...
Владимир Сергеич снисходительно осклабился.
– А то вот еще,- продолжала она,- случалось ли вам сидеть в теплую, темную, тихую ночь возле леса: мне всегда кажется тогда, что сзади, близко, над самым ухом, как будто двое горячо спорят чуть слышным шепотом.
– Это кровь стучит,- проговорил Ипатов.
– Вы очень поэтически описываете,- заметил. Владимир Сергеич.
Надежда Алексеевна посмотрела на него.
– Выдумаете?.. В таком случае Маше мои описания не понравились бы.
– Почему? разве Марья Павловна не любит поэзии?
– Нет; она находит, что все это сочинено, все неправда;
этого-то она и не любит.
– Странный упрек!
– воскликнул Владимир Сергеич.
– Сочинено! да как же иначе? на что же после этого сочинители?
– Ну вот, подите; впрочем, ведь и вы не должны любить поэзии.
– Напротив, я люблю хорошие стихи, когда они действительно хороши и благозвучны и, как бы это сказать, представляют идеи, мысли...
Марья Павловна встала.
Надежда Алексеевна быстро обернулась к ней.
– Куда ты, Маша?
– Детей уложить. Девять часов скоро.
– Да разве без тебя они не лягут?
Но Марья Павловна взяла детей за руки и ушла с ними.
– Она сегодня не в духе,- заметила Надежда Алексеевна,- и я знаю отчего,- прибавила она вполголоса.- Но это пройдет.
– Позвольте спросить,- начал Владимир Сергеич,- вы зиму где намерены провести?
– Может быть, здесь, может быть - в Петербурге. Мне кажется, я в Петербурге соскучусь.