– Не бойтесь; право же, бояться нечего. Мы смело пойдем на приступ, и вы увидите, что будет.
– Потом она вдруг задумалась; должно быть, перед ее мысленным взором встал родной дом, потому что она сказала задумчиво и тихо: - Если б я не знала, что сам Господь ведет нас и дарует нам победу, я лучше пасла бы овец, чем глядела на все эти ужасы.

Вечером у нас состоялся прощальный ужин без посторонних - только личная свита Жанны и семья хозяина. Но Жанны с нами не было - город давал банкет в ее честь, и она торжественно отправилась туда со штабом; а колокола заливались, не умолкая, и иллюминация сверкала, как Млечный Путь.

После ужина у нас собралась знакомая молодежь, и мы на время позабыли, что мы солдаты, и помнили только, что мы мальчишки и девчонки, в которых жизненные силы бьют ключом. Начались танцы, игры, забавы и взрывы хохота, никогда я так безудержно, так шумно и так невинно не веселился. Боже, как давно это было! Я был тогда молод. А за стенами слышались мерные шаги - это подходили запоздавшие французские части, собиравшиеся принять участие в завтрашней трагедии на мрачной арене войны. Да, в те дни подобные контрасты встречались на каждом шагу. А когда я шел спать, мне представился еще один такой контраст: огромный Карлик в новом блестящем вооружении стоял на часах у дверей Жанны, словно воплощенный Дух Войны, - а на его могучем плече, свернувшись клубочком, спал котенок.

Глава XXVII. Как Жанна взяла Жаржо

На следующий день мы торжественно выехали из хмурых ворот Орлеана с развернутыми знаменами; Жанна со штабом возглавляла нашу длинную колонну. С нами были теперь и молодые Лавали, причисленные к штабу. Так им и подобало: война была у них наследственным ремеслом, они были внуками славного воина Бертрана дю Геклена[23], коннетабля Франции. К нам присоединились также Луи Бурбонский, маршал де Рэ и видам[24] Шартрский. Если бы мы немного робели, в этом не было бы ничего удивительного: мы знали, что к Жаржо идут английские подкрепления - пять тысяч человек под командованием сэра Джона Фастольфа, - но мы не робели. Эти силы были еще далеко. Сэр Джон почему-то медлил; он терял драгоценное время - пять дней в Этампе и еще четыре в Жанвилле.

Мы достигли Жаржо и тотчас взялись за дело. Жанна выслала вперед большой отряд, который отважно пошел на внешнюю линию укреплений и изо всех сил старался там закрепиться; но неприятель сделал вылазку и заставил его отступить. Увидя это, Жанна издала свой воинственный клич и сама повела войска на новый приступ, несмотря на яростный орудийный обстрел. Паладин упал рядом с нею, раненый; она выхватила знамя из его слабеющих рук и бросилась вперед под градом ядер, ободряя солдат громкими восклицаниями.

Вскоре все смешалось и закипело; слышался лязг металла, глухой шум гигантской схватки и хриплый лай пушек; потом все это заволокло густыми клубами дыма, и только иногда сквозь разрывы этих грозовых облаков можно было на мгновение увидеть трагедию, которая за ними разыгрывалась; каждый раз при этом нам была видна хрупкая фигурка в белых доспехах, воплощавшая все наши упования, - и видя ее спиной к нам, а лицом к врагу, мы знали, что все обстоит хорошо. Наконец раздались громкие крики, поднялся радостный гул - это значило, что предместья были в наших руках.

Да, в наших руках. Враг был оттеснен внутрь городских стен. Близилась ночь, и мы раскинули лагерь на земле, отвоеванной Жанной. Жанна послала сказать англичанам, чтоб они сдавались, - тогда она отпустит их с миром и позволит взять с собою коней. Никто не знал, что она сможет взять столь неприступную крепость, а она это знала наверняка - и все же предлагала эти милостивые условия, небывалые в те времена, когда было принято безжалостно истреблять и гарнизон, и жителей захваченных городов, а нередко даже женщин и детей. Многие ваши соседи еще хорошо помнят, какие зверства учинил Карл Смелый над жителями Динана[25] - мужчинами, женщинами и детьми, - когда брал этот город. Жанна предложила гарнизону неслыханную милость, - но такова уж была ее природная кротость и милосердие: после победы она всегда старалась пощадить жизнь врага и его солдатскую честь.

Англичане потребовали двухнедельного перемирия, чтобы обсудить предложенные ею условия. А ведь к ним шел на помощь Фастольф с пятью тысячами солдат! На это Жанна ответила отказом. Но она сделала им еще одно великодушное предложение: пусть берут и коней и холодное оружие, но уходят немедленно.

Загорелые английские ветераны оказались большими упрямцами. Они отклонили и это предложение. Тогда Жанна приказала войску готовиться к штурму в девять часов утра следующего дня. Солдаты были утомлены длинным переходом и тяжелыми боями, и герцог Алансонский счел этот час слишком ранним; но Жанна сказала, что так лучше, и настаивала на выполнении приказа. Она воскликнула с тем воодушевлением, которое всегда охватывало ее перед боем:

– За дело! За дело! С нами Бог!

"За дело! За работу!" - эти слова были как бы ее девизом, и сама она на войне не знала устали. С таким девизом можно, пожалуй, во всем добиться успеха. Немало есть способов преуспеть в жизни, но любой из них только тогда чего-нибудь стоит, когда вы приложите труд.

В тот день мы, вероятно, потеряли бы нашего рослого Знаменосца, если бы рядом с ним не оказался еще более рослый Карлик и не вынес раненого из боя. Паладин был без памяти и был бы растоптан собственным конем, если бы Карлик не поспешил перенести его в безопасное место. Два-три часа спустя он очнулся и необычайно возгордился своим ранением; он щеголял в повязках, выставляя их напоказ, точно ребенок, - ведь он и был не что иное, как большой простодушный ребенок. Он так гордился своим ранением, как другой человек, более скромный, не гордился бы тем, что был сражен наповал. Но это было безобидное тщеславие, и все именно так к нему и отнеслись. Он сказал, что был ранен камнем из катапульты величиной с человеческую голову. Но, разумеется, этот камень быстро увеличивался в размерах. Скоро он уже говорил, что в него выстрелили целым домом.