Есть в нашей профессии такой миг дрожи душевной, похожей, может быть, на дрожь золотоискателя, нашедшего драгоценную россыпь, предел твоих мечтаний, когда ты вдруг обнаруживаешь прекрасную по мысли и с точки зрения драматургии пьесу, с героем, которого ты смог бы сыграть. И ты в нетерпении, внутренне уже сыграв всю роль, спешишь поделиться с другими счастьем своей находки, ищешь союзников, товарищей, готовых с тобой немедленно приступить к работе. У тебя в голове готов уже пылкий монолог, который, ты уверен, убедит любого Фому неверного, и ты направляешься в родной театр…

Такое со мной произошло, когда в начале семидесятых я натолкнулся на «Наполеона» Ф. Брукнера. Мне показалась близкой позиция Брукнера по отношению к прославленному императору. Наполеон стал императором благодаря собственной воле и военному гению. И все равно он тиран. Молодой и тщеславный лейтенант Французской республики, казнившей своего короля Людовика, становится палачом республики.

Пьеса написана в 1936 году, в Америке, куда драматург эмигрировал из фашистской Германии. В деяниях Наполеона драматург находил прямые ассоциации со своим временем. Может быть, в этой точке зрения есть некоторая суженность, тенденциозность, но зато есть и четкая позиция, есть определенный угол зрения на историю, на тиранию.

Тирания погребает под собой человеческое счастье, человеческие мечтания, надежды. Попирается все. Гибнут логика, смысл, правда, справедливость, законность, обесценивается человечески жизнь — тирания мрачной тенью закрывает собой все светлое. Каким бы способным, даже талантливым, даже гениальным ни был человек — тирания его, его деспотизм отвратительны.

Сколько уже видела история этих раздутых до чудовищных миров самодержцев, для которых не существовало ничего, кроме своего «я». В конце концов все гипертрофированные, раздутые личности лопаются. Но какой дорогой ценой оплачивается величие наполеонов отдельным человеком и человечеством, какой кровавый, болезненный след оставляют они после себя. И я считал, что никогда нелишне напомнить об этом и тиранам и человечеству.

Пожалуй, ни одному историческому герою не давали столь противоположных оценок, как Наполеону Бонапарту. Ни один из них не привлекал к себе столько внимания, как этот гениальный диктатор. Естественно, что искусство и литература не могли не отразить эту личность.

Наполеона играли на сценах многих стран мира. Сколько актеров примеривалось к этой притягательной, загадочной, противоречивой фигуре! Наполеон исторический был, как мне кажется, и сам великим артистом и разыгрывал блестящие по сюжету и мастерству спектакли. Меня образ Наполеона притягивал и как актера, и как сына сегодняшнего времени, с его тревогами, вопросами, проблемами, одна из которых — возникновение бесчисленного количества так называемых сильных личностей, их бесовская жажда возвыситься над всеми, поработить, кем-то повелевать и диктовать свои условия.

Но, пожалуй, еще сильнее и в первую очередь меня привлекла в пьесе частная, семейная, любовная жизнь Наполеона, так как в этой линии заключена была глубокая мысль о смысле человеческого бытия, о том по-настоящему ценном, что есть в жизни человека, даже великого, и что остается после него на земле.

И вот, полный всеми этими размышлениями и чувствами, гонимый мечтой, я поспешил в театр. Но… выясняется, что главному режиссеру пьеса показалась слишком мелкой, поверхностной, легковесной. Другой считает, что пьеса не отражает исторической правды. Третий не видит меня в роли Наполеона. И вообще планы театра иные, и в них нет места для этой пьесы. Никому, оказывается, не интересен Наполеон, никому, кроме меня, не нужны уроки его судьбы. Значит, эту роль тебе не сыграть, а играть тебе нередко получаемую роль: «глас вопиющего в пустыне».

Но вмешался счастливый случай.

Ольга Яковлева, одна из лучших актрис Театра на Малой Бронной, давно уже «болела» Жозефиной из той же пьесы Ф. Брукнера. Кстати, великолепная роль! Женских ролей, замечу попутно, в мировой драматургии не так уж много, а подобных этой так просто единицы: здесь незаурядная личность и «вечная женственность» слились неразделимо, давая простор для игры. И так складывался репертуар, и так распорядился своими ближайшими постановками Анатолий Васильевич Эфрос, что у него появилась возможность репетировать пьесу. Мой глас вопиющего в пустыне, видимо, каким-то образом достиг его ушей, к тому же мы много лет договаривались с ним сделать что-то вместе у нас в театре или на телевидении, и Анатолий Васильевич предложил мне сыграть Наполеона в его спектакле. Я, естественно, сразу согласился, тем более что в это время у меня не было репетиций в своем театре.

Так случилось это одно из чудес в моей актерской жизни.

У меня уже был опыт работы с Эфросом в телевизионном спектакле «Острова в океане» по Хемингуэю.

Анатолий Васильевич был чрезвычайно точен в своих указаниях и предложениях актерам, в мизансценах, в акцентах роли. Впечатление было такое, что он заранее все проиграл для себя, выстроил все кадры, даже всю цветовую гамму, и теперь осторожно, но настойчиво, и только по тому пути, какой ему виделся, вводил актеров в уже «сыгранную» постановку. Этот спектакль был сделан с актерами, но как бы без их участия.

В этом нет парадокса. Я знаю актеров, и прекрасных актеров, которые могут работать только под руководством, только по указке режиссере. Они выполняют его указания безупречно и талантливо, и зритель восхищается и точностью сыгранного характера, и мастерством исполнения, и продуманностью роли до мельчайших деталей Но случись что с режиссером или разойдись актер с ним по каким-то причинам, и все вдруг видят, как такой актер беспомощен, как неразумен в своих решениях. Значит, он был просто талантливым ведомым.