Шрифт:
Я не раз давал себе слово не читать газеты, потому что, кроме нервного расстройства и удрученности по поводу состояния дел в стране, ничего они не приносят. И в этот момент, когда тебе непонятно, что происходит у тебя под носом и что тебе преподнесет завтрашний день, ко мне обратилась газета «Московские новости» с предложением ответить на ряд серьезнейших вопросов. Например: будут ли в XXI веке диктаторы? Возможна ли диктатура? Будет ли семья?
В меру своих сил и способностей я попытался ответить на эти вопросы. Помимо желания заглянуть в будущее, меня вела надежда, авось, выплывем как-нибудь, вдруг да озарят меня мысли по этому поводу! Но когда я стал прикидывать, что нас ждет, я понял по логике вещей, что и дальше ничего хорошего с нами не произойдет.
Будущего нет без настоящего. В любом предвидении можно исходить лишь из того, чем я жив сегодня, что меня тревожит, какие проблемы я пытаюсь решить.
Я думаю, что диктатор типа Сталина или Гитлера может родиться. Прежде всего потому, что люди запутались и не знают, чего им желать, даже богатство уже не утешает, так оно временно, постоянно тревожит и требует охраны. Что имущество — жизнь в опасности. Смотришь телевизор, как будто в щелку видишь что-то страшное, и понимаешь при этом, что все это происходит не где-то далеко, на другой планете, а рядом, за тонкой фанерной стенкой, которую сломать ничего не стоит. И вот, если появится человек железной воли, который прежде всего намерен (обещает) освободить тебя от этого страха, — ты поверишь ему.
Что касается демократии, то как бы она ни была несовершенна, лучшей формы человеческого общежития еще никто не выдумал. Другое дело, что в России демократии никогда не было и неизвестно, будет ли вообще.
Если определить вектор морально-нравственного состояния современного общества, то жестокость возрастет, а нравственность будет падать.
Я еще помню время, когда в деревенских домах не было замков посмотрите, как мы живем сегодня в Москве: железные двери, решетки на окнах, сто систем защиты — просто зона какая-то, а не город!
Однажды какой-то мерзавец сообщил по телефону, что в здание нашего театра подложена бомба. Тревога, как это чаще всего бывает, оказалась ложной. Но чего нам стоила эта история! Мы поняли тогда, что в любую минуту, с любым театром, с любым из нас может произойти что угодно, и мы этому не в силах противостоять.
Мир приобретает все более жестокий оскал, противоречия обостряются до предела, ломаются выработанные веками нормы и традиции. Это происходит повсюду, не только у нас: человек звереет. Прежде он был вооружен верой и моралью, сейчас — взрывчаткой, автоматом, пистолетом…
В надежде хоть на какой-то покой и стабильность народ согласен на кого угодно, вплоть до диктатора во главе страны. А это опасно, так как и в будущем обрекает нас на жалкое существование.
Почему так происходит? Почему мы кружим на одном и том же месте?
Попытаюсь ответить на это иносказательно.
В Средней Азии есть такой вид охоты — беркутчи. Охотник сажает себе на руку, в рукавице из прочной кожи, беркута, и, когда по полю бежит лисица или заяц, отпускает хищника. Тот взлетает и пикирует с неба на свою жертву, хватает ее когтями и с добычей возвращается к охотнику.
Спрашивается, чего бы ему не улететь, этому беркуту? Он ничем не привязан, крылья у него не подрезаны. Улетай! Тебе дали свободу. «Кровавую пищу» ты себе добыл.
Но ничего подобного: он возвращается и садится на руку охотника. Почему? А потому, что в течение определенного времени его приучают к этому довольно хитроумным способом — психологической обработкой.
Молодому беркуту надевают на голову шапочку, которая ограничивает ему обзор, и сажают на провисшую веревку. Вцепившись в нее когтями, он балансирует на ней, пытаясь сохранять равновесие. Устает он от этого смертельно. Изредка хозяин сажает его себе на руку, и беркут какое-то время отдыхает на неподвижной и твердой поверхности. Затем его возвращают на веревку.
Через какое-то количество дней качания на веревке и отдыха на руке беркут становится послушным воле хозяина и верным ему до конца своих дней.
…Мы ощущаем зыбкость почвы под своими ногами. Мы готовы пожертвовать многим, вплоть до свободы и собственной воли, чтобы обрести хоть временный покой.
Но крепкая рука чаще всего бывает жестокой для самого народа. За аморальность политиков он расплатится тем, что будет жить в бесправной стране. Не железная рука нам нужна, а сильная государственность, власть, главной заботой которой была бы не она сама, а человек.
Я не публицист, я актер и думаю, что свои мысли я смогу лучше выразить не в статье или в выступлении на митинге, а через роли, которые я играю.
В свое время я снимался в фильме «Частная жизнь» Юлия Яковлевича Райзмана, художника поразительного чутья на явления в жизни, определяющие ее суть. Бывает, что явление это только возникает, созревает, многие его еще не замечают, может быть, и чувствуют, но не могут сформулировать. Режиссер Райзман его четко ощущает и переносит на экран.
Герой «Частной жизни», которого я играл, крупный хозяйственный деятель Абрикосов, отправлен на пенсию. Наступает новая для него жизнь. С утра домашние расходятся кто куда, и он остается один.