Судья перебил его:

– Сегодня утром говорилось о том, что поступит и второе, более значительное обвинение. Почему вы не оглашаете его?

К удивлению Мак-Гилла Брадлей покачал головой:

– Обвинение пока ограничится этим. Нам не удалось обнаружить ничего, что могло бы послужить уликой.

Анн первая пришла в себя от охватившего всех изумления.

– Неужели вы хотите быть милостивым ко мне? Я ненавижу вас! воскликнула она.

Судья попытался призвать ее к молчанию, но это ему не удалось. Анн почувствовала себя хозяином положения: она знала, что Брадлей утаивает правду! Он лгал ради нее, и эта ложь предавала его в ее руки - эта мысль наполнила ее удовлетворением. В ней жило сейчас единственное желание уничтожить его, обратить в прах, сделать с ним то же, что он сделал с Ронни...

Анн перестала отдавать себе отчет в опасности, которой она подвергалась, она забыла о Марке. Все ее мысли были заняты Брадлеем.

– Мой милый друг инспектор Брадлей неожиданно воспылал желанием помочь мне! А ведь это он меня посадил за решетку...

Дурзер испуганно пытался успокоить ее:

– Мисс Перрмен было бы лучше, быть может, если...

Но она движением руки заставила его замолчать.

– Инспектор Брадлей всегда был очень мил и любезен по отношению ко мне.
– Ее голос звучал все громче и громче.
– Он неоднократно пытался воздействовать на меня, воспитывать... Мы встречались с ним в ресторанах, Я даже танцевала с ним, не так ли, инспектор? Он влюблен в меня. Он сказал мне, что ради меня готов на все!

Брадлей окаменел; его лицо превратилось в маску.

– Замолчите, - раздраженно потребовал судья, но она не слушала его.

– Я не замолчу!
– продолжала бушевать девушка.
– Если он мог ходить за мной по пятам, бросать на меня влюбленные взгляды, а затем использовал первый удобный случай для того, чтобы запрятать в тюрьму, то я вправе сказать все, что думаю об этом. Брадлей осматривал мой автомобиль! Он говорит, что ничего не обнаружил в нем. Он лжет! Он обнаружил в нем дюжину пакетов сахарина.

– Да успокойтесь же наконец!
– молил Дурзер.

Но Анн уже не владела собой:

– Я везла сахарин. Я везла контрабанду. Он знает об этом, и все же он выступает перед судом и лжет, лжет! Он воображает, что я из благодарности брошусь ему на шею, но нет, он ошибается. Я покажу всем, что он на самом деле представляет собой. Он сыщик, уничтожающий улики, потому что влюблен в женщину, которую должен преследовать!

Негодование захлестнуло ее, она больше не могла произнести ни слова.

– Когда, вы, наконец, успокоитесь?
– сказал разгневанный и выведенный из терпения судья.

– Я сказала все, что хотела сказать...

Дурзер приподнялся со своего места и взглянул на девушку.

– Вы сошли с ума? Или вы не понимаете, что натворили?

– Я не стану обращать внимания на вашу болтовню, - заявил судья. Против вас поступило лишь обвинение в нарушении правил езды. Вы признаете себя виновной?

– Мы признаем себя виновными, - поспешил ответить за нее Дурзер.

– Вот и отлично. Приговариваю вас к уплате штрафа в двадцать фунтов. Судебные издержки накладываются на вас. И, помимо того, вы лишаетесь шоферских прав сроком на один год.

Анн едва держалась на ногах. Ухватившись за перила, она спросила вполголоса:

– Я могу теперь уйти? Я свободна?

Стражница кивнула ей головой. Прежде чем пройти в камеру за вещами, Анн поздоровалась за руку с Марком.

– Зачем натворила она все это?
– спросил шепотом Марк у адвоката. Но Дурзер не был расположен продолжать беседу на эту тему.

– Пойдемте со мной, вы заплатите штраф, - сказал он, уклонившись от ответа.

Дело Анн было последним в списке дел, назначенных к слушанию в это утро, и зал опустел. Лишь судья задержался, собирая в портфель свои бумаги. Он подозвал Брадлея.

– Это был совершенно невероятный взрыв ярости, - сказал он ему.

– Да, - безразлично ответил Брадлей. Он чувствовал себя совершенно уничтоженным.

– Это первый случай за всю мою долголетнюю практику. Я никогда не слышал, чтобы обвиняемая уличала арестовавшего ее сыщика в том, что он влюблен в нее.

Разыгравшаяся история угнетала детектива.

– Я предпочел бы, чтобы слова ее оказались ложью, - проворчал он.

– А она очень хороша!
– улыбнулся судья.
– И с ее стороны было очень неразумно выступать таким образом.

Брадлей остался один в зале. Он попытался собраться с мыслями.

Вскоре Анн вернулась в зал. Она увидела его, на минуту застыла в нерешительности, размышляя, не следует ли ей попытаться избежать встречи, а затем решительно направилась к дверям.