Поэтому он ни капли не удивился, когда, лежа в постели, почувствовал, как напряженные, узловатые мускулы стали расслабляться и выпрямляться, будто постель и комната изгоняли из тела усталость, навеянную двадцатью пятью годами беспрерывных скитаний. Сказитель даже понадеялся про себя, что, если наступит время прощания с жизнью, его могила будет похожа на эту кровать.

Ко времени, когда Элвин-младший растолкал его, дом пропах запахами шалфея, перца и хорошо прожаренного мяса.

– У тебя есть время облегчиться и помыться, а потом пора садиться за стол, – сообщил мальчуган.

– Я, должно быть, заснул, – промямлил Сказитель.

– Для этого я и рисовал тот знак, – ткнул пальцем мальчик. – Здорово работает, а?

С этими словами он выскочил из комнаты.

И тут же до ушей Сказителя донесся разъяренный вой одной из девушек, сулящей страшнейшие кары мальчику. Ссора велась на повышенных тонах, пока Сказитель следовал во двор, и не утихла, даже когда он вернулся, – правда, Сказителю показалось, что на этот раз Элвину угрожает другая сестра.

– Клянусь, Элвин-младший, сегодня ночью я пришью у тебя под носом задницу скунса!

Ответ Элвина заглушили визги возящихся на полу малышей, зато Сказитель прекрасно расслышал очередной залп ругани в адрес мальчишки. С такими ссорами ему не раз приходилось сталкиваться. Иногда в них проявлялась любовь, иногда – ненависть. Услышав в голосах ненависть, Сказитель старался как можно быстрее покинуть дом. Под этой крышей можно было оставаться, ничего не опасаясь.

Руки и лицо были вымыты, он обрел достаточную чистоту, чтобы тетушка Вера дозволила ему отнести на стол ломти хлеба: «Если, конечно, ты не станешь прижимать их к своей рубашке, которая наверняка видала лучшие деньки». После чего Сказитель встал в очередь, держа в руке выданную чашку. Семья дружным строем промаршировала на кухню и вернулась с мисками, полными ароматной свинины.

Помолиться перед обедом призвала, как ни странно, Вера, а не сам Миллер, и от взгляда Сказителя не ускользнуло, что Миллер не позаботился даже прикрыть глаза, тогда как все дети склонили головы и сложили на груди руки. Словно молитва являлась традицией, которую хозяин дома дозволял, но не поощрял. Можно было не расспрашивать, и так ясно, что Элвин Миллер и тот священник из высокой белой церкви на дух друг друга не переносят. Сказитель про себя решил, что Миллеру наверняка придется по нраву одно присловие из его книги, гласящее: «Как гусеница для яичек ищет лист получше, так и священник для проклятий ищет лучших из услад».

К величайшему удивлению Сказителя, ужин прошел чинно и благородно. Каждый член семьи по очереди отрапортовал, что он сделал за день, а остальные внимательно выслушали, иногда хваля или советуя. В конце концов, когда миска опустела и Сказитель добрал куском хлеба последние капли похлебки, Миллер повернулся к нему, как обращался до этого к каждому члену своей семьи:

– Ну а твой день, Сказитель… Хорошо ли он прошел?

– Встав с рассветом, я преодолел несколько миль, после чего взобрался на дерево, – начал рассказ Сказитель. – С него я увидел шпиль церкви, который и привел меня в ваш город. Сначала праведный христианин испугался моих скрытых сил, хотя я ничего такого не сделал, после чего их испугался священник, хоть и сказал, что не верит в мой дар. Но я должен был отыскать себе кров и ужин, а также возможность отработать постой, и одна женщина посоветовала мне обратиться к людям, которые живут в конце некой проезжей дороги.

– Это, вероятно, была наша дочь Элеанора, – догадалась Вера.

– Действительно, – кивнул Сказитель. – Теперь я и сам вижу, что ей по наследству от матери достались глаза, которые, чтобы ни произошло, всегда будут глядеть на мир с величавым спокойствием.

– Ты ошибаешься, мой друг, – вздохнула Вера. – Просто эти глаза видывали разные времена, и теперь очень нелегко вселить в меня тревогу.

– Надеюсь, прежде чем уйти, я выслушаю историю о тех временах, – произнес Сказитель.

Вера отвернулась, положив еще один кусочек сыра на хлеб одному из внуков.

Однако Сказитель продолжал перечислять приключения сегодняшнего дня, не желая показывать, что она могла обидеть его своим молчанием.

– Дорога, по которой я шел, оказалась особой, – сказал он. – Над ручьями, которые маленький ребенок без труда перейдет вброд, а взрослый человек перепрыгнет, были возведены самые настоящие крытые мосты. Я также надеюсь услышать историю этих мостов.

И снова никто не посмел встретиться с ним взглядом.

– А когда я вышел из леса, то обнаружил на берегу ручья мельницу без жернова, а после – двух мальчиков, борющихся на сене, мельника, который бросил меня так, что чуть дух не вышиб, и большое семейство, которое приняло меня и поселило в лучшей комнате в доме, несмотря на то что я был абсолютно незнакомым им человеком, не известно, злым или добрым.

– Конечно, ты добрый, – воскликнул Эл-младший.

– Вы не хотите, чтобы я задавал вопросы? За время странствий я встречал множество радушных людей и останавливался во многих счастливо живущих домах, но никогда не видел столь счастливой семьи, как ваша. И никто мне не радовался так, как вы.

Хоть ужин и закончился, никто не спешил выходить из-за стола. Все замерли. Наконец Вера подняла голову и улыбнулась Сказителю.

– Я рада, что мы показались тебе счастливой семьей, – сказала она. – Но мы помним и другие времена. Может быть, от этого наша радость становится только слаще – от памяти о временах горя и скорби.