Дарья ВАРДЕНБУРГ
Семья
Хрусть. Хрусть. Хрусть.
Это мой дед качается на стуле.
Хрусть.
Дед набит вредными привычками, как Винни-Пух - опилками, и одна из них - раскачивание на стульях. Сегодняшний стул ветхий и непрочный, вот-вот у него подломятся ножки.
Хрусть.
Тогда дед упадет на пол. Если я успею досчитать до тридцати, прежде чем он упадет, мне кто-нибудь позвонит.
Хрусть.
Только не директриса и не начальник охраны.
Хрусть.
Пусть позвонит кто-нибудь хороший.
Дед замечает, что я на него смотрю, и поднимает голову.
Раз.
– Как сметана?
– спрашивает он.
Четыре.
– Какая сметана?
– говорю я.
Пять.
– Которую я купил. В круглой коробочке.
Девять.
– Не знаю, не пробовала.
Одиннадцать.
Дед опускает голову.
Хрусть. Тринадцать.
– А та сметана?
– снова спрашивает дед.
Шестнадцать.
– Какая сметана?
Семнадцать. Хрусть.
– Которая была до этого.
Двадцать. Хрусть.
– Не знаю.
Двадцать один. Хрусть.
– Она была в такой же круглой коробочке.
Сегодня дед настойчив. Двадцать четыре. Хрусть.
– Не помню.
Двадцать шесть.
– Но по-моему - не очень.
Дед удовлетворенно кивает и закрывает глаза. Двадцать девять. Хрусть.
Тридцать. Хрясь! Бух! Кряк!
Я протягиваю деду руку, чтобы помочь подняться, но в это время верещит телефон. Я хватаю трубку.
– Начальник охраны вас беспокоит.
Это нечестно! Я ведь просила: ни начальника охраны, ни директрисы. Но, может, это какой-нибудь другой начальник охраны, получше?
– Почему опять хулиганите?
Нет, это тот самый.
– Это не я. Я уже объясняла - это мой дед. Он старый, больной человек, не понимает, что делает.
– Перестаньте наговаривать на старика. Телефонистка подтвердила, что голос был: а - молодой, бэ - женский. Следовательно, ложный вызов сделали вы.
– А я вам говорю, что не я. Дед работал на эстраде, пародировал голоса. Он и ваш может...
– Завтра в девять утра ко мне. Проведу с вами воспитательную работу, заодно заплатите штраф. Отбой.
Что-то надо разломать. Можно кофемолку, она все равно не работает. Пока я ломаю кофемолку, дед на полу поет. Выкидываю кофемолку в мусорное ведро и беру деда за руку. Он выдыхается, дает взвалить себя на спину и отнести в кровать. Я пытаюсь уложить его, но он крепко держит меня за плечи. У него мокрые щеки. Он шепчет:
– Прости меня.
Я осторожно давлю ладонями ему на грудь, чтобы он наконец лег. Он поддается. Я кладу рядом с ним на подушку полысевшего плюшевого Винни-Пуха, тушу свет и закрываю дверь. Спокойной ночи, родные.