Варшавский Илья Иосифович
Шрифт:
Блестящее знание материала принесло свои плоды Молодой служка, пощипав в нерешительности бородку, куда-то отлучился и вскоре вернулся с краюхой хлеба.
Пока Курочкин, чавкая и глотая непрожеванные куски, утолял голод, толпа с интересом ждала, что разверзнутся небеса и гром поразит нечестивца,
– Ну вот!-Курочкин собрал с колен крошки и отправил их а рот.
– Теперь можем продолжить нашу беседу. Так на чем мы остановились?
– Насчет рабов и войн, - подсказал кто-то.
– Совершенно верно! Рабовладение, так же как и войны, является варварским пережитком. Когда-нибудь человечество избавится от этих язв, и на земле наступит настоящий рай, не тот, о котором вам толкуют книжники и фарисеи, а подлинное равенство свободных людей, век счастья и изобилия.
– А когда это будет?
– спросил рыжий детина. Курочкин и тут не растерялся. Ему очень не хотелось огорошить слушателей огромным сроком в двадцать столетий.
– Это зависит от нас с вами, - прибег он к обычному ораторскому приему.
– Чем быстрее люди проведут необходимые социальные преобразования, тем скорее наступит счастливая жизнь.
– А чего там будет?
– не унимался рыжий.
– Все будет. Построят большие удобные дома с холодной и горячей водой. Дров не нужно будет запасать, в каждой кухне будут такие горелки, чирк! и зажегся огонь.
– Это что же, дух святой будет к ним сходить?
– поинтересовался старый еврей.
– Дух не дух, а газ.
– Чего?
– переспросил рыжий.
– Ну газ, вроде воздуха, только горит. Слушатели недоверчиво молчали.
– Это еще не все, - продолжал Курочкин.
– Люди научатся летать по воздуху, и не только по воздуху, даже к звездам полетят.
– Ух ты!
– вздохнул кто-то.
– Прямо на небо! Вот это да!
– Будет побеждена старость, излечены все болезни, мертвых и то начнут оживлять.
– А ты откуда знаешь?
– снова задал вопрос рыжий.
– Ты что, там был?
Толпа заржала.
– Правильно, Симон!
– раздались голоса.
– Так его! Пусть не врет, чего не знает!
От громкого смеха, улюлюканья и насмешек кровь бросилась Курочкину в голову.
– Ясно, был!
– закричал он, стараясь перекрыть шум.
– Если бы не был, не рассказывал бы!
– Ша!
– Старый еврей поднял руку, и гогот постепенно стих.
– Значит, ты там был?
– Был, - подтвердил Курочкин.
– И знаешь, как болезни лечат?
– Знаю.
– Рабби!
– обратился тот к скамье старейшин. Этот человек был в раю и знает, как лечить все болезни. Так почему бы ему не вылечить дочь нашего уважаемого Иаира, которая уже семь дней при смерти?
Седой патриарх, восседавший на самом почетном месте, кивнул головой:
– Да будет так!
– Ну, это уже хамство!
– возмутился Курочкин.
– Нельзя каждое слово так буквально понимать, я же не врач, в конце концов!
– Обманщик! Проходимец! Никакой он не пророк! Побить его камнями! раздались голоса.
Дело принимало скверный оборот.
– Ладно, - сказал Курочкин, вскидывая на плечо сумку.
– Я попробую, но в случае чего, вы все свидетели, что меня к этому принудили.
В доме старого Иаира царила скорбь. Двери на улицу были распахнуты настежь, а сам хозяин в разодранной одежде, раскачиваясь, сидел на полу. Голова его была обильно посыпана пеплом. В углу голосили женщины.
Рыжий Симон втолкнул Курочкина в комнату. Остальные толпились на улице, не решаясь войти.
– Вот, привел целителя! Где твоя дочь?
– Умерла моя дочь, мое солнышко!
– запричитал Иаир.
– Час назад отдала Ягве душу!
– Он зачерпнул из кастрюли новую горсть пепла.
– Неважно!
– сказал Симон.
– Этот пророк может воскрешать мертвых. Где она лежит?
– Там!
– Иаир указал рукой на закрытую дверь.
– Там лежит моя голубка, моя бесценная Рахиль!
– Иди!
– Симон дал Курочкину легкий подзатыльник, отчего тот влетел в соседнюю комнату.
– Иди, и только попробуй не воскресить!
Курочкин прикрыл за собой дверь и в отчаянии опустился на низкую скамеечку возле кровати. Он с детства боялся мертвецов и сейчас не мог заставить себя поднять глаза, устремленные в пол.
Симон сквозь щелку наблюдал за ним.
"Кажется, влип!
– подумал Курочкин.
– Влип ни за грош! Дернула же меня нелегкая!"
Прошло минут пять. Толпа на улице начала проявлять нетерпение.
– Ну что там?!
– кричали жаждавшие чудес.
– Скоро он кончит?!
– Сидит!
– вел репортаж Симон.
– Сидит и думает.