Я услышал:

– Конечно, дело мое, может быть, выглядит несколько глуповато. – Это был голос папы. – Я член Высшей Лиги, сам ведущий инженер группы, лет пятнадцать работаю на «Пластике», я в этом разбираюсь и сам считаю, что моя просьба к вам более чем странна. Во-вторых, мне известны порядки вашей школы: обязательные вступительные экзамены летом, плюс собеседование ребенка с группой преподавателей, а сейчас как-никак занятия уже начались. В-третьих – и это самое главное! – мне абсолютно ясно, что подымать такой вопрос даже в середине учебного года было бы просто смешно, но еще смешнее говорить об этом третьего сентября, всего через три дня после начала учебного года. Вполне законно напрашивается вывод: летом родители об этом и думать не думали. Да, это точно, так оно и было, скрывать не буду. Мало того, сама эта мысль вдруг возникла у меня именно сегодня, всего какой-нибудь час назад, и, тем не менее, я рискнул приехать к вам и просить вас о невозможном – как-то проверить моего сына на предмет обучения в вашей школе.

Ай да папа! Куда махнул!!

– Вы верно заметили по поводу экзаменов. – Теперь это был голос директора. – Сейчас их принять уже невозможно. Впрочем, невозможно и собеседование.

– А вы сами, лично, не могли бы побеседовать с сыном?

– Это нетрудно, но мое мнение не является решающим в школе, у нас решение принимает весь коллектив преподавателей, и только в особых случаях…

Это уже он ляпнул зря.

– Вот, вот именно. Я вас очень прошу, побеседуйте с мальчиком. По-моему, извините за нескромность, случай особый.

Наступило долгое молчание, а потом папа снова заговорил. Интересно было его слушать. Особенно потому, что сам-то я вовсе и не собирался учиться в этой школе. Он даже не предупредил меня ни о чем, а мне и так было хорошо, и в нормальной школе.

– Я-то все хорошо понимаю, наверное, к вам не раз заходили сумасшедшие родители, которые пытались вас убедить, что их сын гениален.

– Он что-нибудь конструирует? – спросил директор.

– Да нет… Нет, этим он не занимается.

– Математику прилично знает? Разумеется, в рамках обычной школы?

– Да как вам сказать, – папа замялся. – Вообще-то не думаю. Четверки, пятерки, всякое бывает, но без троек, это уж точно.

– Тогда я вас не понимаю, – сказал директор.

– Видите ли… Как бы это вам сказать… У него полно идей. Именно идей. Самых разных. Он развивает их бесконечно. Честно говоря, я даже устал от этого. Нет, вы не подумайте, что я хочу вам его спихнуть. Просто… Одним словом, его рассуждения сначала казались мне смешными, я в них не особенно-то и вдумывался, потом они начали меня раздражать, ну, а после… после я вдруг – не понял, нет, просто почувствовал – что-то в них, в его идеях, наверное, все-таки есть, плюс ко всему, когда он развивает их, ведь не дурака же он валяет, правда? И я очень прошу вас… Вы бы послушали, что он нафантазировал с кобальтом из формулы Бэкко.

Надоел он, наверное, директору до чертиков, потому что тот сказал вдруг очень бодро:

– Ладно. Давайте его сюда.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

У него были белые здоровенные (как стрелы в обе стороны) усы.

– Двенадцать с небольшим, – сказал я.

– А когда, во сколько лет ты бросил играть в игрушки?

– А я и сейчас играю, – сказал я. – У меня есть шикарный плюшевый медведь.

– Он робот?

– Нет, зачем мне робот? Так мне нравится больше.

– Ты любишь купаться босиком?

– Не-а… Лучше в ластах.

(Только потом я узнал, что среди обыкновенных вопросов он иногда задавал мне вопросы по схеме, специально разработанной для школ этого типа учеными-психологами. К примеру, если бы я на вопрос: «Ты любишь купаться босиком?» ответил: «А разве купаются не босиком?» – это было бы не в мою пользу.)

– Летать тебе приходилось?

– Да, но недалеко, только на промежуточные станции.

– Какие именно?

– Селена-один и Селена-два, – соврал я. Вообще-то я был только на Аяксе и на Днестре-четвертом, но это было слишком близко… Притом врал я не ради выгоды, просто было неудобно.

– Мороженое любишь?

– Еще бы. Только не на палочках.

– А почему?

– Быстро тает.

– Ты думаешь, из-за палочек?

– А как же, – сказал я. – Именно. Палочки-то делают по старинке, из сосны. Я как раз недавно об этом задумался, вспомнил, как мы в третьем классе рассматривали под микроскопом срезы различных пород деревьев. У сосны совершенно особая структура волокон, и технические условия, как мне кажется, возникают особые – тепло так и прет из руки по палочке. И мороженое тает, и сосну зря губят.

– Забавно, – сказал он. – Только не говори «прет» – это некрасиво. Назови мне подряд десять любых животных.

Смешной был старик!

– Лошадь, – сказал я. – Улитка. Гусь. Муравьед. Свинья. Попугай. Рысь. Белка-летяга. Жираф. Лягушка. Подосиновик.

– Причем здесь подосиновик? Это вымерший гриб. А я просил тебя назвать десять животных.

– Вот именно, – сказал я. – Десять животных. А гриб я назвал одиннадцатым.

Приятно было валять дурака – в школу-то для особо одаренных детей номер два я и не метил.