– Иные докончат...

Простая и светлая душа Бармы не знала тревог и волнений. Он не гнался за личной славой. Начать бы доброе дело - и пусть оно пойдет своим чередом. Не узнают люди имени зачинателя? Что ж! Барму эта мысль не тревожила.

– Иные?
– многозначительно повторил Постник.
– А примут ли они наш замысел? Не переделают чертежи? Из гистории об иноземных строительствах знаю: часто таковое случалось. Да и не рассыплется ли прахом дело, когда не станет ни тебя, ни меня, ни замыслившего сие государя Ивана Васильевича?

Барма начал подаваться, а Постник приводил новые доводы:

– К чему огромность? Конечно, на столе не поставить здания, поражающего взор, но и при невеликих размерах можно сделать величественное... Парфенон Афинский, коего изображение видели мы в государевой книгохранительнице, радует зрение и дает вид громадности, какой у него и нет... Твой дьяковский храм - разве с него можно взирать окрест на десятки верст!
– являет чудесный, величавый вид...

После долгих споров и разговоров согласились, что высота главного храма не будет превышать сорока саженей от земли.

Для утешения Бармы Постник высчитал, что и при такой высоте крест храма в ясную погоду будет виден верст за тридцать пять.

Потом пошли споры, должны ли девять церквей стоять под одной кровлей и составлять общее целое или каждую ставить отдельно.

Этот спор быстро решило духовенство. Макарий приказал, чтобы каждый храм был самостоятельным: "У каждой церкви свои священники и клир, свои прихожане - не годится мешаться одним с другими".

– Боится владыка: перессорятся попы, служа под одной крышей, насмешливо заметил Постник.
– Доходы не поделят.

Задача архитекторов постепенно выяснилась, но и приобрела новую сложность.

Надо было построить девять отдельных церквей, но так, чтобы они являли взору единое целое. Барма и Постник без споров согласились, что церкви должны стоять рядом, на общем основании.

Задачу единства при разнообразии Барма и Постник объясняли митрополиту образно.

– Сошлись несколько человек случайно, - говорил старый зодчий.
– Что сие? Толпа, члены коей ничем не связаны... А то - семья: отец и дети. Во всех нечто родственное, некие общие черты: связь родства их объединяет. Так мы должны мыслить о нашем соборе.

Постнику понравилось сравнение учителя, и он его продолжил:

– Из твоих слов заключаю я, что средний храм должен главенствовать над другими, как отец над детьми. И далее: дети одного отца сходствуют меж собой, но и разнствуют также, ибо нет в семье двух в совершенстве одинаковых братьев или сестер. Посему все храмы, имея общее родственное сходство, должны разниться, чтобы представлять глазу зрящего не скучное единообразие, но пленительное разнообразие!

– Истину говоришь, чадо, - согласился митрополит.

– Сродство же всех храмов, - развивал мысль Постник, - заключается в пропорциональности их размеров...

– Говори по-русски!
– попросил Барма.

Митрополит, по работе над "Четьими-Минеями" знакомый со многими иностранными словами, пояснил старому зодчему:

– Сие означает: ежели один храм выше другого вдвое, то и основание его должно быть шире тоже вдвое.

А Постник добавил:

– В гиомитрии таковое называется: принцип подобия фигур...

Постник предложил Барме положить в основу внешнего вида группы храмов равнобедренные треугольники. Эти треугольники, подобные между собою, должны определять внешний вид не только здания в целом, но и отдельных частей и даже архитектурных деталей и создавать впечатление гармонии и единства.

Зодчие остановились на равнобедренном треугольнике, высота которого относилась к основанию приблизительно как два к одному.

Византийское искусство требовало покрытия церквей обширными куполами, над которыми возвышались цилиндрические световые барабаны, завершенные главами в форме луковицы. В таком стиле построена одноглавая церковь Покрова на Нерли194, Успенский собор во Владимире195 и многие другие древние храмы.

Русскому крестьянину византийское искусство было чуждо. Строя скромную деревянную церквушку, часто обыденку196, безыменный зодчий предпочитал накрывать ее восьмигранным шатром - высокой восьмигранной пирамидой.

Этот вид был милее сердцу северянина, чем чуждые полушария и цилиндры византийских церквей. Он напоминал русскому мужику пирамидальные ели его родины.

Борьба между куполом и шатром продолжалась долго. Напрасно церковные власти, защищавшие византийские влияния в архитектуре, издавали строгие приказы: "Шатровых церквей отнюдь не строить!"

Барме и Постнику предстояло воздвигнуть храм - памятник русской военной славы, и они выбрали шатер.

Отношение "два к одному" было найдено путем опытов и изысканий. При меньшем соотношении треугольники получались тяжелыми, приплюснутыми к земле; при большем они чрезмерно вытягивались кверху, теряли реальность. Лишь "два к одному" создавало гармонию, радующую глаз.