* * *

В седьмое воскресенье после пасхи 1555 года из Успенского собора в Кремле вышла торжественная процессия: Москва провожала архиепископа Гурия в далекий путь.

Чтобы не нарушался строгий порядок процессии, ее ограждали тысячи стрельцов и детей боярских; за их рядами волновались, вставали на цыпочках и вытягивали шею собравшиеся во множестве любопытные москвичи.

Выход царя и митрополита обставлялся необычайно торжественно.

Впереди шли хоругвеносцы, за ними - пятьдесят священников в парчовых ризах. На длинных древках иподиаконы несли изображения четырех херувимов. За ними - священники с иконами в рунах. Громадный, тяжелый образ богоматери несли четверо. И снова толпа священников, снова хоругви, снова богоносцы с иконами...

Посреди многочисленной свиты мелкими шажками шел митрополит Макарий; два послушника в длинных ярких стихарях202 поддерживали владыку под руки.

По бокам митрополита и позади его - епископы, архимандриты, священники.

Далее следовал царь Иван Васильевич, высокий, величественный, в сверкающей одежде, с золотым крестом на груди, в шапке Мономаха. Над царем возвышался красный балдахин; его несли четверо рынд.

За царем важно выступали бояре. Постник, отправлявшийся в Казань с караваном Гурия, тоже удостоился чести сопровождать царя.

За Фроловскими воротами шествие сгрудилось в плотную массу. Был отслужен краткий молебен. Архиепископ Гурий облобызался с царем и митрополитом, выслушал прощальные напутствия и пожелания.

Толпа раскололась. Большая часть духовенства и бояр возвратилась в Кремль. Оставшиеся последовали за Гурием. Ряды стражи охраняли порядок шествия Гурию, первому архиепископу казанскому, предоставили честь освятить основание, возведенное для Покровского собора - памятника казанского взятия.

Основание поднималось посреди площади массивное, внушительное - низкое у Лобного места, значительно более возвышенное в противоположную сторону из-за покатости земли к реке.

Барму провели на площадку Голован и Ефим Бобыль, где упрашивая толпу, а где и расталкивая крепкими локтями. Гурий благословил строителей.

Прислужники надели на архиепископа торжественное облачение, и совершилось третье молебствие, после чего Гурий и сопровождающие его отправились к реке. Там они сели в большие ладьи, на которых предстояло совершить далекий путь до Казани.

Постник попрощался с товарищами и вскочил на отходившее судно.

* * *

Быт нового архиепископа обставили пышно, чтобы создать ему большой авторитет. Гурий имел при себе двор: бояр, детей боярских, архимандритов, архидиаконов, диаконов... Ему положили огромное содержание и постановили выдавать все необходимое для содержания двора, продовольствие.

Перед Гурием были поставлены обширные миссионерские задачи: он должен был как можно больше татар обращать в православие.

Архиепископ Гурий и его помощники выполняли царский наказ ревностно: за первые же несколько лет тысячи татар были крещены в христианскую веру.

От перехода в православие выигрывали только мурзы и беки: за ними закреплялись поместья, и татары-крестьяне становились их крепостными.

* * *

Постник уехал, но налаженная работа шла своим чередом. Первым помощником Бармы сделался Андрей Голован. Вернувшийся из дальней поездки в Киев Никита Щелкун привез оттуда нескольких искусных ремесленников. За это царь наградил Никиту деньгами.

Глава V

ИЗ ПЕРЕПИСКИ ГАНСА ФРИДМАНА

"Высокородному и достопочтенному господину придворному архитектору и советнику Отто Фогелю.

Любезный друг!

С чувством глубокой радости поздравляю тебя с высоким назначением на пост советника нашего владетельного курфюрста. Ты совершаешь путь по размеренной орбите почестей, придворных званий и связанных с этим доходов. Моя же будущность - увы!
– темна и неизвестна...

Скажу по чистой совести: я не думал, что русские так искусны в строительном деле.

Они умеют составлять непревзойденные по качеству "клеевитые растворы" (я выражаюсь языком московских зодчих), у них высока, как нигде, техника каменной кладки... И это разрушило мои честолюбивые мечты.

Я уже писал, что, нанимаясь на строительство Покровского собора, я рассчитывал сделаться если не главным лицом, то одним из первых. А что вышло? На деле я не выше простого десятника, мне поручают только незначительные дела. И я сам в этом виноват.

Я сразу повел неправильную политику. Я хотел дискредитировать русских архитекторов, пытался толкнуть их на путь неправильных действий. Если бы они последовали моим советам, то основание здания расползлось бы под тяжестью верхних масс. И тогда выступил бы я. Я обвинил бы Барму и Постника в невежестве, в неспособности руководить колоссальной стройкой, я показал бы свои знания и опыт... Результат казался ясным.

Увы, мой дорогой Фогель! Как близкому другу, я пишу тебе со всей откровенностью: я просчитался! Московиты не внимали моим советам и всё делали по-своему, а я заслужил у них репутацию бездарного мастера, которому нельзя поручить серьезную работу.

Я доставил на строительство партию слабо обожженного кирпича. Если бы его заложили в нижнюю часть центрального храма, получилось бы очень хорошо: через несколько месяцев кирпич раскрошился бы и вызвал катастрофу. Барма и Постник попали бы в немилость, а судьба, быть может, вознесла бы меня на высоту... Не вышло и тут! Проклятые русские архитекторы осторожны: выстукивают чуть не каждый кирпич! Мой замысел провалился, да с каким позором! Мне удалось отделаться от сурового наказания, лишь свалив вину на десятника.