Правдолюбец, прямой и искренний, холоп князя Вяземского, Лутоня смолоду восстановил против себя боярского тиуна.

Тиун Аверко брал, как говорится, с живого и с мертвого, жадности его не было предела. Он установил двойной оброк: один в пользу князя, другой в свою собственную.

Против лихоимца смело поднял голос Лутоня. Не раз он обличал тиуна при народе, а потом его же жестоко наказывали батогами.

Лутоня не унялся.

"Доведу самому князю про злые деда Аверки!" - решил мужик, сбежал из вотчины и пешком отправился в Москву за правдой.

Аверко узнал от доносчика о затее холопа и принял свои меры. Он опередил Лутоню и первый явился к Вяземскому с тяжелыми обвинениями против беглеца.

"Лутоня - дерзкий бунтовщик!
– уверял князя тиун, подтверждая свою ложь клятвами.
– Он супротивник боярской власти и перед убегом хвалился, что волшебством твою княжескую милость изведет: для того и на Москву подался..."

Верные слуги князя схватили Лутоню у заставы. От него и под пыткой не могли вынудить признание, что он злоумышлял против князя, но все же мужик был приговорен к тяжкому наказанию: Лутоне выжгли глаза.

С тех пор слепец Лутоня пристал к нищей братии и уже много лет бродил по Руси, обличая боярскую неправду.

Но к простым и особенно к гонимым старый Лутоня был добр. Подозвав Андрея, слепец ласково провел шершавой ладонью по его лицу, по голове и тихо сказал:

– О, да ты еще совсем молодой, паренек! А горя, видать, досталась на твою долю немалая толика...

Осмелев от ласкового приема, Голован признался:

– От одного полону спасся, в другой попал нежданно-негаданно...

– Как это?
– насторожились нищие.

– А так: схватили меня люди князя Артемия Оболенского и силком забрали в холопы...

– Ах, проклятые!
– возмутился Лутоня.
– И ты дался?

– Как не даться, когда их десятеро, а я один!..

При живом участии слушателей Голован рассказал историю своих злоключений. Конец рассказа вызвал одобрение Лутони.

– Так и ушел, баешь?47 - Лутоня подтянул Андрея и радостно гладил его темные непокорные волосы.
– И пятки чесноком смазал? Ох-хо-хо! Молодчага!.. Сгореть бы дотла разбойничьему гнезду!

– Не желай другому, чего себе не желаешь!

– У меня вотчины нет, дед Силуян!
– озлился Лутоня.
– Мои хоромы посередь пустого двора горница, ветром обгорожена, облаком покрыта. У меня гореть нечему! Ненавижу князей да бояр, и слово мое таково: укрыть парня!

– Само собой, укроем!

* * *

Наутро Андрей, преображенный, шел с артелью деда Силуяна. Его одежду запрятали по котомкам, а самого обрядили в лохмотья. На лбу его Силуян искусно вывел морщины, щеку обвязал тряпицей. Голован скрючился и хромал, опираясь на клюку.

Нищая братия шла в Муром; дорога вела мимо вотчины Оболенского. Голован боялся; спутники успокаивали его:

– Да тебя нипочем не признать! Совсем другой человек стал. И кто помыслит, что ты под ихний тын сунешься!

– Разве по глазам?
– догадался Силуян.
– А мы вот как сделаем...

Когда они подходили к усадьбе, старик вывернул Андрею веки, и тот притворился слепым.

Около усадьбы нищие остановились и жалобно запели. Им вынесли милостыню. Дед Силуян разговорился с поваренком:

– Что это запрошлую ночь над вашей вотчиной зарево стояло?

– А у нас холоп утек. Хоромину поджег, да скоро затушили, - весело сообщил поваренок.

– Поймали али нет?

– Нет. Ищут, по лесам гоняют. Мурдыш остервенился. "Кожу, - бает, - с живого сдеру, как доступлю сбега!"

Голован вздрогнул. Но поваренок не узнал юношу в обличье слепого нищего.

Муром остался позади, но снять нищенские лохмотья Голован не решился: сделав это, пришлось бы бросить артель, а она была беглецу крепкой защитой.

По утрам нищие садились у церкви и жалобным голосом заводили духовный стих либо былину. Бабы благочестиво крестились, вздыхали, несли нищим скромное подаяние: краюшку черствого хлеба, пяток луковиц, яичко...

Мужики, вечные борцы с нуждой, хмуро отшучивались:

– У нас в семи дворах один топор!

– А мы, коль пахать начнем, спрягаемся: на всю деревню одна лошадь, и та без ног!

– А у нас ноне рожь хороша родилась!
– хвалился один.

– Ну и насыпал бы мерку божьим людям!
– ядовито подхватывал другой.