Вздохнули свободно, когда дервиш и его спутники скрылись за углом.

– Вот из-за таких святых людей башка пропадает!
– с неожиданной злостью сказал привратник Керим.
– Слушай, друг: когда ваши город возьмут, заступишься за меня?
– Татарин улыбался подобострастно.
– Я урусов не обижал, я их люблю, они хорошие люди...

– Стало быть, думаешь - наша берет?

– Судьба!
– пожал плечами Керим.
– Я тебе смешное дело расскажу, урус! У нас в Казани много пленных армян, хороших пушкарей. Как ваши пришли, их всех к пушкам поставили - урусов бить.

– И метко стреляют?

– Где там метко!
– ухмыльнулся Керим.
– Знаешь, чего сделали? Все от пушек поубегали.

– Молодцы!
– невольно вырвалось у Булата.

– Их наши мурзы переловили, нагайками отдули и к пушкам цепями приковали.

– И что же теперь?
– спросил Никита.

– Сидят, лежат, отдыхают!
– захохотал Керим.
– Им есть не дают, а они говорят: "С голоду помрем, а в братьев-урусов стрелять не будем!" Упрямые, черти! Скоро им, наверно, башку рубить будем: пользы нет, зачем держать!.. Так заступишься за Керима, урус?

– Да уж обещал...

Перед угрюмой громадой ханского дворца сновало множество воинов. Хусаин и Керим провели Никиту между двумя четырехугольными башнями, схваченными вверху стрельчатой аркой.

Миновали несколько огромных залов, слабо освещенных зарешеченными окнами, расположенными под потолком. В залах гудел и волновался народ: беки со свитами, мурзы, нукеры - телохранители хана, муллы в белых чалмах. Многие ожесточенно спорили, размахивая кулаками; их унимали другие:

– С ума сошли - заводите драку в покоях грозного хана!

По растревоженным лицам толпы, по неровному и суматошливому гулу Булат догадался: "Плохо у них дело... Недаром они так меня уговаривают царя Ивана Васильевича обмануть!"

Перед Никитой открылся величественный тронный зал казанских ханов.

Едигер, молодой, черноусый, с красивыми, тонкими чертами лица, сидел на подушках, устилавших возвышение. За ним виднелся сеид Музафар в великолепном халате из раззолоченной материи. Сзади стояли придворные с красными бородами, с ладонями и ногтями, натертыми хной.

У дверей Никиту перехватил Джафар-мирза. Хусаин с Керимом остались у порога. Управитель шепнул Булату с кривой улыбкой:

– Видишь, уста-баши, какой удостоился чести: тебя принимает сам хан! Выполняй мои приказания!

Булат шел вперед, маленький, щуплый, но в нем чувствовалась непреодолимая сила убеждения. Подведя старика к подножию трона, Джафар-мирза сказал негромко:

– Становись на колени!

– Не стану!
– ответил Никита по-татарски.

– Раб!
– разразился гневом Музафар мулла.

– Полонянник - не раб!
– возразил Никита.

Толпа краснобородых придворных испуганно зашелестела; Джафар злобно толкал Булата в затылок, пытаясь силой заставить его выполнить приказ.

Едигер рассмеялся и сказал:

– Оставь, мне его смелость нравится... Здравствуй, отважный урус!

– Коли по-доброму, так здравствуй, хан!
– Никита поклонился чин чином, перешел на родной язык: - Что твоей ханской милости угодно?

– Угодно, чтобы ты принял наше поручение и донес царю Ивану, насколько крепка и могуча Казань!

– Али я выродок, что супротив своих пойду?
– воскликнул Булат, покачав головой.
– Лучше кончите меня сразу!

Слова Булата были переведены.

– Мы требуем немного: передашь, что приказано, а ваш царь сам решит кончить осаду или продолжать.

– Я не двуязычный: что на сердце, то и буду говорить!
– ответил Булат.

– Смелый урус!
– сказал хан Едигер.
– Если бы наши все таковы были, никакая земная сила не одолела бы поклонников Мухамеда. Отпустите старика, не принуждайте к тому, что запрещает ему душа.

– Прощай, хан!
– низко поклонился Булат.
– Желаю тебе добра.

Управитель уловил злобный блеск в глазах Музафара и едва заметный кивок головы.

– Рано обрадовался, урус, - насмешливо заговорил Джафар-мирза, когда оставили приемный зал.
– Думаешь, выйдет по-твоему?

– Это что же: жалует царь, да не жалует псарь?..

Опять Никиту пытали, истязали тело, но душу сломить не могли.

Вечером к старику прибежала Дуня.

– Эх, некстати ты, дочка, пришла!
– вздохнул Булат, не в силах приподняться с соломы.