Они выпили по чашке кофе, Лиля съела пирожное, постоянно охая, что может пополнеть. А Ершовой кусок в горло не лез, ее пирожное осталось на тарелке почти нетронутым.

— Хорошо тебе, аппетита нет. А я ела бы и ела, ничем себя не могу удержать.

Лиля хоть и съела Катино пирожное, но аппетит остался явно не удовлетворенным.

— Я вот худая, как палка лыжная, — сказала она сама о себе, — а ем — легче убить, чем прокормить! А все равно, каждый раз, когда ем сладкое, пополнеть боюсь.

— Вам это не грозит, — улыбнулась из-за столика барменша. — Хотите еще пирожное?

— Нет, не хочу, спасибо. Я подругу выручала. Пойдем, поехали ко мне.

Катя рассчиталась и за себя, и за Лильку.

— Поедем через набережную, может, милицейское оцепление сняли?

— Нет, не хочу, — сказала Ершова, — мне и без того муторно.

— Может, ты беременна? — бесшабашно усмехнулась Лилька.

— Нет. Меня ваши питерские разборки мало интересуют. Московских хватает, да и своих личных неприятностей по самое горло.

— Так куда, ко мне?

— Поехали к тебе.

— Ты, кстати, по каким делам у нас в Питере оказалась?

— Есть кое-какие делишки.

Рассказывать о том, что она убежала из Москвы, боясь за свою жизнь, Катерине не хотелось.

— Не дадут нам сегодня хорошо посидеть. Если Малютина убили, значит, придется номер переверстывать.

Хорошо еще, что я успела с работы свинтиться, а так бы меня уже и припахали. Скажу, что узнала о трагедии позже, и приеду к вечеру. Кто-нибудь статью состряпает, дурное дело — не хитрое. Наверное, туда уже фотографа послали.

— Куда? — спросила Ершова.

— На место происшествия. Ты что, не понимаешь?

Всякий материал хорош, когда подкреплен картинками.

Конечно, всем хотелось бы увидеть фотографии того, как это происходило, но, — Лиля отпустила руль, — так бывает только в кино, чтобы человек с камерой в нужный момент очутился в нужном месте, да еще не растерялся. Даже если бы я сидела с фотоаппаратом и услышала, как стреляют, мне было бы точно не до съемок. А ты как себя повела бы?

— Наверное, тоже смертельно испугалась бы, — соврала Ершова.

— Кстати, странно на тебя смотреть. Ты что, без фотоаппарата?

— — Нет, лежит, разобранный, в сумке, — на этот раз Ершова сказала правду.

— Поехали ко мне. Купим какую-нибудь пиццу, выпьем бутылку вина. Как-никак, ты у меня уже года два в гостях не была.

— У тебя что-нибудь изменилось?

— Изменилось, муж мне со своей бывшей женой изменил. В собственной квартире застукала. Выгнала стервеца, а с его бывшей женой потом с горя всю ночь пили, — сказала Лиля и улыбнулась. — А еще диван новый купила, и то, наверное, я бы со старым не рассталась, да муж, сволочь, забрал.

— Который?

— Последний муж.

— Игорь, что ли?

— Нет, Сергей, Игорь был предпоследним.

— Сейчас у тебя кто-нибудь есть?

Лиля пожала плечами.

— Что значит, есть? Сегодня есть, завтра нет. Заходит иногда заместитель главного. Он, кстати, денег на диван и одолжил.

— Отдавать собираешься?

— Я ему уже сполна отдала.

— По какому курсу?

— По обычному, — обиделась Лиля.

— Ладно, ладно… Меня твоя личная жизнь не интересует.

— А вот меня твоя — интересует. Хочу, чтобы хоть у тебя — одной из всех моих подруг, было хорошо. Но, наверное, моим желаниям не суждено сбыться. Есть у тебя сейчас кто-нибудь, кроме этого Варлама или Кирилла, как его, кстати, правильно называть? Я его недавно по телеку видела, что-то он мне не понравился. Грустный какой-то, на лошадь похож.

— Ладно, брось, не на лошадь, а как минимум на коня…Я же о твоих…

— А что мои? Тоже кони. Свиньи, собаки! Фу, у меня для них слов хороших нет, всю мою жизнь исковеркали.

Словно я не человек, а так, что-то, что можно бросить, и мне не больно, — по щекам Лили покатились две слезы и упали на обтянутый тонкой кожей руль. — Вот, видишь, я и расплакалась, только вспомнила этих мерзавцев. Ты не представляешь, сколько мне эти разборки нервов стоили!

— Им, наверное, не меньше?

— Да уж, я постаралась. Я им печенки отъела по полной программе, они теперь даже звонить боятся, даже с днем рождения не поздравляют.

— Это ты всегда умела здорово делать.