Аманда шаг за шагом отступала, ее рука сжимала кинжал, другая лежала на поясе, пальцы стискивали одну из пряжек костюма.

Зверь неумолимо надвигался на нее, не желая ни видеть, ни слышать ничего вокруг.

Тхай-Тхел все еще зажимал свою рану, из которой хлестала кровь. Зулин всадил в косматую спину два топора, но зверь, похоже, этого даже не заметил.

— Тхай! — заорал Рейн, с ужасом увидев, что еще через несколько шагов Аманда упрется спиной в дерево. — Задержи его! Огр встрепенулся — толстые четырехпалые руки сжали дубину, и он, прыгнув вперед и пятная кровью траву, нанес ужасающий удар, способный расплющить медведя в лепешку. Удар тяжеленной дубиной был столь быстр, что Рейн, не ожидавший от медлительного Тхай-Тхела особой прыти, успел заметить лишь размытые ее очертания.

А медведь оказался еще быстрее — граф ни секунды не ожидал, что столь неуклюжее с виду животное способно на такую реакцию, — он не только сумел заметить направленный в его голову удар, но и почти успел уклониться от него — и все же чуть опоздал. Дубина врезалась в плечо, хрустнули кости, медведь завалился на бок.

Левая лапа, вывернутая под неестественным углом, безжизненно висела, здоровенный кусок кожи был содран вместе с мясом, местами даже обнажив кость, во все стороны брызнула кровь.

Аманда снова бросилась к зверю, но тот небрежным движением здоровой лапы отшвырнул девушку — ее тело ударилось о высокий, по пояс человеку, придорожный камень и осталось лежать неподвижно.

Тонкий кинжал вылетел из ее рук и затерялся в траве.

Рейн застонал, точно это его тело приняло смертельный удар.

С мечом в руке он бросился вперед с одним-единственным, последним желанием — отомстить. Его любовь, его единственная лежала сейчас в траве, безжизненная, как сломанная кукла. Глаза графа застилала ненависть, а с губ срывались уже и вовсе не похожие на человеческую речь звуки — скорее они напоминали звериное рычание.

Медведь встряхнулся и встал. Рейн, находившийся в нескольких шагах от чудовища, похолодел от ужаса — раны не было и в помине.

Ни разодранного мяса, ни оголенной, раскрошенной в труху кости — ровная, ничуть не поврежденная шкура. Клыкастая морда повернулась к нему, пасть раскрылась, и зверь испустил торжествующий рык…

И Рейн прыгнул, на последнем издыхании, напрягая все мышцы избитого тела, — и в прыжке выбросил вперед руки, стискивающие меч, погружая клинок прямо в разинутую пасть медведя, всей своей массой закованного в сталь тела проталкивая его в самую глубь взвывшей от боли глотки.

Снова взметнулась чудовищная лапа — Рейн отпрянул, и медведь промахнулся, зацепив его лишь кончиками когтей и тем не менее опять сбив с ног. Сталь шлема встретилась с крепким древесным стволом — и от удара граф потерял сознание. Но зверь уже бился в агонии, катаясь по земле и тщетно стараясь выдрать из пасти застрявший там меч.

Он очнулся от того, что кто-то лил ему на лицо холодную воду.

Глаза открылись, но сквозь туман, их застилавший, он мог разглядеть лишь самые общие очертания склонившейся над ним фигуры. В голове гудело, и он не слышал слов, хотя ему казалось, что его о чем-то спрашивают. И тут на лоб его легла нежная прохладная рука, которая, конечно, могла принадлежать только одному существу на свете — его милой, любимой Аманде.

Неясными тенями проскользнули воспоминания — зверь, взмахи могучих лап, женское тело, с хрустом ударившееся позвоночником о несокрушимый гранит, его меч, как в масло вошедший в глотку чудовища… он знал, что Аманда мертва и та ладонь, что сейчас лежит на его лбу, постепенно отгоняя боль и жар, вселяя в измочаленное тело новые силы, никак не может принадлежать погибшей. Но какая-то самая сокровенная часть его души просила, умоляла поверить в то, что случилось чудо и графиня уцелела.

Постепенно туман перед глазами становился все реже — теперь он уже стал различать цвета — контур склонившейся над ним фигуры был обрамлен черным — черные волны колыхались под порывами ветра.

Он вспомнил — у Аманды были черные волосы…

Кто бы это ни был — это не Аманда. Его любовь погибла, переломленная страшным ударом. Сейчас он понимал, сколь много она для него значила. Мысль о том, что он будет жить, все оставшиеся годы оплакивая ее, бросила графа в жар. Нет… такая жизнь ему не нужна!

И вновь пучина беспамятства надвинулась на него, грозя поглотить и навечно похоронить его разум в своих неизведанных глубинах…

— Не получается… — Аманда опустила руки и заплакала. — Он никак не приходит в себя.

— Еще бы, — немедленно вставил Тхел, хотя его мнения никто не спрашивал. — Он башкой так звезданулся, что чуть дерево не сломал. Вона гребень на шлеме всмятку.

— Заткнись, — очень вежливо посоветовал ему Тхай. — Леди, но вы ведь еще попробуете, да?

— Неужели вы не узнали у Модестуса, как лечить такие раны? — Зулин, кряхтя, пытался вытащить меч, намертво засевший в туше убитого медведя. — Он же с вами так много занимался.

— Знать и уметь… — всхлипывая, ответила Аманда, — это разные вещи. Я… я знаю… про травы… про лечебные настои… но я не умею… тут нужна… магия… Это не рана… он цел… он уходит куда-то… я не могу удержать…