– Здравствуй, Энтони, - поздоровался он, подходя.
– Здравствуйте, Кирилл, Микчу...

Льош поздоровался со всеми за руку, и руку Микчу чуть задержал в своей.

– Послушай, Микчу, - проговорил он, - я, конечно, понимаю, что условия в лагере, мягко говоря, не способствуют образцовому поддержанию гигиены. Но я тебе уже говорил, и мне хотелось бы, чтобы ты понял: чем меньше ты обращаешь на себя внимания, тем больше ты забываешь, что ты человек, а чем больше ты это забываешь, тем ближе твой конец.

Микчу насупился и, выдернув свою руку из руки Льоша, отвернулся к стене барака.

– Какой ты сердобольный, - фыркнул Кирилл.
– Мне хотелось бы довести кое-какие факты до некоторых рьяных поборников гигиены, насмешливо заметил он.
– Так вот, в средние века среди христиан, а в особенности монахов, довольно распространенным явлением был обычай давать различные обеты, как то: ношение власяницы, пудовых гирь, прикованных как к рукам, так и к ногам, бичевание... А также, в частности, и строгое несоблюдение личной гигиены. Вы не находите, Льош, что чужие убеждения нужно уважать?

Льош пристально посмотрел в глаза Кириллу.

– До чего же ты меня невзлюбил, Кирилл, - сказал он. Обращения на "вы" он просто не принял.
– Только я вот никак не могу понять, за что?

– За гигиену, - желчно ответил Кирилл.

Льош только пожал плечами и повернулся к Энтони.

– Что ты хотел?

Энтони посмотрел на одного, на другого и покачал головой.

– Именно ссоры нам сейчас и не хватало, - вздохнул он. И, уже обращаясь непосредственно к Льошу, сказал:

– Смержи в лагерь новеньких привезли. Микчу видел.

Микчу снова пододвинулся к ним.

– Ага, - горячо выдохнул он.
– Зеленавы таки, главы треуглавы...

– Я их тоже уже видел, - кивнул Льош.
– Теперь, если верить пинам, нам предоставляется целый день отдыха. Ты меня для этого звал?

– Ну?
– оживился Кирилл.
– Так нас сегодня в Головомойку не повезут?

– По идее...
– выдохнул Энтони и принялся нервно растирать руки, словно они у него замерзли.

– Так ты все знаешь?
– спросил он Льоша.

Льош кивнул головой.

– Ну и?..

Льош хмыкнул и пожал плечами.

– Вот именно, что сейчас все дело в "ну и..."

Он приподнялся и, повернувшись к пинам, позвал:

– Василек!

Крайний из пинов повернул голову.

– Иди сюда, Василек.

Пин привскочил на лапках и быстро засеменил к ним, переваливаясь с боку на бок, совсем как настоящий антарктический пингвин, только рыжий и непомерно волосатый.

– Здравствуйте, - вежливо поздоровался пин патефонным голоском и плюхнулся на землю рядом с ними. Словно ноги его не держали.

– Послушай, Василек, - начал Льош, - ты мне говорил, что когда в лагерь прибыла первая партия людей, то пинов не возили в Головомойку. Так?

Длинные губы пина, свернутые в трубочку, казалось вытянулись еще больше.

– Да.

– И что вы делали весь день?

– Мы?
– Василек растерянно зашевелил ушами.
– Ну... ходили... подсматривали, что смержи делают с людьми...

– То есть были предоставлены сами себе?

– Как это?

– Вас не заставляли ничего делать?

Пин замотал головой.

– Хорошо... Это хорошо. Спасибо, Василек, - кивнул Льош.

– Хорошо? Да это просто здорово, черт побери!
– заорал Портиш и захлопал себя по ляжкам. Он дернул свою бороду, привычно охнул и, вскочив на ноги, принялся отплясывать среди груды лежащих и сидящих тел какую-то немыслимую джигу.

– Нас сегодня не повезут в Головомойку!
– орал он.

Из-под ног у него вспугнутым зайцем выскочил Пыхчик и стремглав скрылся между бараками. Все встревоженно зашумели, испуганно подтягивали ноги, вскакивали, боясь, что Портиш отплясывает "пляску святого Витта".

Льош спокойно проводил его взглядом, затем спросил:

– Кто-нибудь умеет водить драйгер?

Кирилл оторвался от зрелища - Портиш произвел почти полное опустошение между бараками - и хмыкнул.

– Смержи умеют, - бросил он.

– А из нас?

– Что, опять какая-то авантюра? Ну, я. Водить, правда, не водил, права здесь не выдают, - Кирилл не удержался, чтобы не съязвить, - но месяца три присматривался, как это делается.