– Ну, это оправдание для разврата, - возмутился Мечетов.

– Послушай, Паша: мы сейчас не будем с тобою, если ты не возражаешь, углубляться в подобные, я считаю, мелкие переносы любви. Это, я тебе скажу, кому как вздумается - заниматься развратом или еще чем... Давай-ка остановимся поближе к Бэкону! Согласен?

– Ну, давай!
– согласился Мечетов.

– Бэкон имел в виду, - продолжал я, - отстранение любви от главных дел, а главное дело для человека, по большому счету, это все-таки путь к истине, не правда ли?

– Согласен, - сказал Мечетов.

– Так вот, - уверенно заговорил я дальше.
– Я и определяю, что надо научить свою любовь переносить от конкретного, любимого человека и превращать эту любовь в устремленность к истине. Любовь - это энергия устремленности, ее очарование!

– Ну, хорошо!
– вмешался Мечетов.
– Ты отвел свою любовь от любимого человека, а он, этот человек - раз, и все, его нет, ушел, предположим, и навсегда!

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, Паша, - сказал я - И сейчас постараюсь тебе объяснить, почему я так думаю...

Да, конечно же, я согласен, что если любимого человека, словно куклу, отвергать и привлекать по своему желанию, то это мало к чему хорошему приведет... Но здесь необходим бумеранговый такт! Запустил бумеранг, а пока он возвращается, мало того, что он успеет сделать что-то важное поразить необходимую цель, ты, ко всему прочему, имеешь полное ощущение, что этот бумеранг принадлежит лишь тебе, и он обязательно вернется, и ты даже знаешь когда, и все это радует тебя, но у тебя есть свободное от него время и восторг встречи - впереди!.. Ты меня понимаешь, Паша?

– Начинаю понимать, но как это будет выглядеть на практике, так сказать, в жизни?! Говорить-то хорошо и легко! У меня вон трое детей, и куда их и жену забумерангивать, и как?!
– спросил Мечетов и, тяжело вздохнув, добавил, - писать не дают.

Мы немного помолчали. Я посматривал на Пашу, а он на меня.

Паша на два года был моложе меня, но, действительно, чудотворец, не иначе, - уже имел троих детей!

Выглядел он измученно, но был подвижен в жестах и мимике... Сам невысокого роста, но широкоплечий. Вечно в старых одеждах, еще бы, зарплата у него сто рублей, - охранник на заводе: работа - сутки на трое, "один к трем" - как любил шутить он.

Глаза у Паши голубые, лицо острое, а лоб размашистый и высокий. Паша - поляк по деду.

Раздался телефонный звонок. Я извинился перед Мечетовым и поднял трубку.

– Алло...
– услышал я тихий голос Ани.

"С чего бы это вдруг она позвонила?.." - подумал я.

– Алло - отозвался я.
– Здравствуй, Аня!

– Здравствуй, Сережа...
– медленно проговорила она, что не было похоже на ее тон общения, и я немного насторожился.

– Давненько мы с тобою не разговаривали, - сказал я игриво.

– Сережа...
– будто позвала меня Аня на том конце провода, и я отмахнул от себя шутливый тон.

– Мне надо с тобою встретиться, - сказала Аня.
– Ты сегодня сможешь часов в шесть в том кафе, где мы с тобой как-то сидели прошлым летом, помнишь?

– Это возле автострады?
– припомнил я.

– Да, - подтвердила Аня.

– Ну это же летнее кафе, насколько я помню!
– возразил я.

– Там, рядом, его зимний зал, - все так же тихо, даже, как мне показалось, печально сказала Аня.
– Ты сможешь прийти?
– медленно проговаривая слова, спросила она.

– Хорошо!
– согласился я вопреки всем наставлениям Ивана.
– Я буду там в шесть, - сказал я, даже не успев пожалеть об этом.
– А что случилось?
– крикнул я, будто вдогонку, потому что мой вопрос повис в телефонном проводе, по которому уже звучали отрывистые сигналы: Аня положила трубку... Я тоже положил трубку на аппарат.

Я тоже положил трубку на аппарат.

– Слушай, зачем ты ходишь в литобъединение?
– спросил я Пашу, чтобы поскорее приглушить чувственную остроту и привязанность к отзвучавшему телефонному звонку.

– Я же тебе уже говорил: я хожу туда, чтобы заряжаться! Меня берет злость от того, как они погано пишут, эти его члены, и я начинаю работать, как бы отталкиваясь от них!
– объяснял Мечетов.

– Что ж, может, ты и прав...
– подчеркнул я.

Тревога от телефонного звонка улеглась. Предстоящий вечер в моих мыслях перевесил весь день.

Я точно знал, по крайней мере, не было повода сомневаться в этом знании, что мне встреча с Аней худого принести ничего не могла, и поэтому на сердце у меня все-таки лежало относительное, но спокойствие. Но зато теперь я прямо начинал чуть ли не физически ощущать, как время дня потекло быстрее, оно ускорялось на глазах.