Пётр быстро прошёл в комнату, как бы извиняясь, присел на пол рядом с раскладушкой. Что, Фёдор?

– Мутит чего-то. Портвею бы надо, да денег, сказал, нету.

– И у меня нету...
– Пётр виновато обшарил заведомо пустые карманы. Ты аспирин-то принимал?

– Кобот дал чего-то.

– Ну, ты спи главное. Спал сегодня? Весь день спал.

– Вот и ладно, завтра выздоровеешь. Или врача вызовем?

– Нет, не надо. Завтра лучше выздоровею.

– Ну уж в жопу врача, - сказал Максим, входя.
– Я как-то врача вызвал, так потом хлопот не оберёшься, а толку никакого. Кобот понимает, он таблеток дал.

– Каких, покажи.

– Вон, на полу лежат.

На полу лежали пачки аспирина и барбамила.

– Я завтра ещё принесу, других, сказал Максим, - И вообще, кончай ты... Может он не болеет вовсе, а так, рыбой объелся.

Пётр потыкал рукой таблетки на полу, журналы, взял тетрадку, в которой Фёдор время от времени записывал что придётся: или сам сочинит, или услышит. Вот последние записи:

Если человек и ест в темноте, и называется темноедом, то это ничего.

Одинаковое одинаковому рознь.

Нужно твёрдо отдавать себе отчёт, зачем не пить.

Хоть и умные бывают, а всё равно.

Надо верить в жизнь, она умнее.

Вплоть до того, что как выйдет - так и ладно.

Ты надеешься, как выйдет так и ладно. Значит, выбор за тебя сделает дьявол.

НА СМЕРТЬ ДРУГА

Шла машина грузовая, Эх! Да задавила Николая!

Ишь ты! Когда ты это написал? спросил Пётр.

– Это он сегодня, - гордо ответил Максим.

– Больной? И стихотворение сегодня?

– И стихотворение.

Пётр хлопнул себя по лбу, достал из портфеля книгу.

– Сейчас послушайте внимательно и не перебивайте.

Фёдор сел и опустил босые ноги на пол, Максим нахмурился. Оба закурили.

– Для отрока, в ночи глядящего эстампы...

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ЯПОНИИ

Максим и Фёдор, опёршись друг на друга, сидели на небольшой поляне, покрытой большим слоем алюминиевых пробок. Пробки покрывали это волшебное место слоем толщиной в несколько сантиметров, и драгоценно сверкали холодным и серебряным светом.

На опушке застыли волны и брызги драгоценных осколков. Жаль уходить, да скоро поезд...

Фёдор перестал ориентироваться - куда ехать, в какую сторону, зачем, но Максим всё-таки настаивал на возвращении. Впрочем, можно было не думать о нём, о возвращении, оно медленно совершалось само собой, то удавалось подъехать на попутной машине, то спьяну засыпали в каком-нибудь товарном поезде, и он неизменно подвозил в нужную сторону, в сторону Европы.

Возвращение неторопливое и бессознательное - как если бы Максим и Фёдор стояли, прислонившись к какой-то преграде, и преграда медленно, преодолевая инерцию покоя, отодвигалась.

* * *

– Максим, ты говорил, поезд какой-то?
– спросил Фёдор. Максим чуть приподнял голову и опять уронил её.

Фёдор не нуждался в поезде, но не испытывал ни отчаяния, ни нетерпенья, не предугадывал будущего и не боялся его. Но раз Максим говорил про поезд...

Эй, парень, как тебя, помоги Максима до поезда довести, - обратился он к парню, лежащему напротив -случайному собутыльнику.

Тот поднял мутные, без всякого выражения глаза и посмотрел на Фёдора:

– Ты чего рылом щёлкаешь?

– Да вот, Максима надо довести.

– Куда?

– На поезд.

– Билет надо. Билет у тебя есть?

– Максим говорит, у тебя билет, ты покупал.

– Ты помнишь?

Парень вывернул карманы:

– Какой билет, балда? Где билет?

Из кармана, однако, выпало два билета.

Фёдор подобрал билеты, засунул Максиму в карман, поднял последнего подмышки, и поволок к длинному перрону, просвечивающему сквозь кусты.

Парень побрёл рядом, но, пройдя несколько шагов, опустился на колени и замер. Фёдор, задыхаясь и почти теряя сознание, выбрался на

рельсы, чудом, видно, кто-нибудь помог, запихнул Максима в тамбур, упал рядом, словно боец, переползший с раненым товарищем через бруствер в безопасный окоп.

* * *

Когда он проснулся, Максима рядом не было. Поезд шёл быстро, двери тамбура щёлкали и трещали.

Фёдор встал. С ужасом глядя на черноту за окном, он несколько раз прошёл вагон. Оттуда пахнуло безнадёжным удушьем. Максима там не было, вообще там никого не было, кроме женщины в сальном халате и в страшных блестящих чулках. Она с ненавистью и любопытством разглядывала Фёдора.