— Это ложь! — с достоинством возразил Арно. — Коннетабль никогда бы не бросил нас так.

Люксембург рассмеялся, и Катрин почувствовала, как кровь у нее стынет в жилах.

— Я буду совершенно откровенен с вами… В действительности он думает, что вы уже уехали. Мы заставили поверить его, что вы спешили на встречу с дамой, которая влюблена в вас. Что касается людей, охранявших ваш шатер, то они не доставили нам много хлопот.

— Могу я спросить, что это означает? — высокомерно спросил Арно.

— Это означает, что вы мои пленники и что я собираюсь преподать вам урок должного рыцарям уважения к моему господину. Было бы поистине абсурдно, если бы кто-то смог прийти в чужой дом и, оскорбив хозяев, спокойно уйти.

В ярости Арно схватил меч и хотел сделать выпад в сторону бургундца. Но, прежде чем он смог это сделать, четверо солдат бросились на Арно, обезоруживая его. Четверо других тем временем приблизились к Ксантраю. С великолепным хладнокровием тот позволил им приблизиться.

— Это так вы понимаете правила рыцарства и гостеприимства! — вскричал Арно. — Вот как ваш господин держит слово чести!

— Оставь его! — с презрением ответил Ксантрай. — Его господин только оплакивает судьбу рыцарства. Он провозглашает себя самым горячим его сторонником. Однако он выдает свою сестру замуж за англичанина; он бургундец — и этим все сказано! Мы вели себя, как идиоты, доверясь этому сброду…

Жан де Люксембург побледнел. Он замахнулся и ударил бы Ксантрая, если бы Катрин не бросилась между ними.

— Мессир! — закричала она. — Знаете ли вы, что творите?

— Конечно, госпожа. Я могу добавить, что был удивлен, обнаружив вас здесь среди этих людей. Вас, которую герцог любит больше всех. Но можете не бояться! Нет нужды огорчать герцога. Кроме того, приношу вам свою благодарность за столь желательную задержку этих людей…

Злой голос Арно прервал его.

— Так, значит, это так? Вот почему вы пришли сюда с вашими влажными глазами и нежными словами. Ты грязная маленькая проститутка. Держу слово, я был на волосок от того, чтобы поверить тебе! Ты почти заставила забыть меня об убитом брате, об обете мести и ненависти, в котором я поклялся всей своей семье.

— Это не правда! Клянусь, это не правда! — в отчаянии зарыдала Катрин, бросаясь к молодому человеку, удерживаемому лучниками за руки и плечи. — Умоляю вас, не верьте ни одному из его слов! Я не любовница Филиппа, я не знала, что они устроили ловушку для вас… Вы не верите мне сейчас, Арно, но я люблю вас…

Катрин попыталась обнять шею молодого человека, но он напрягся и отшатнулся от нее, подняв свои подбородок так, чтобы она не смогла дотронуться до его лица. Его глаза искали Жана де Люксембурга.

— Генерал, — сказал он холодно, — если вы сохранили хоть тень уважения к своим братьям рыцарям, то сейчас же ведите нас прочь или избавьте от этой шлюхи, которая, возможно, нашла покровительство вашего господина, но самое подходящее для нее место — это публичный дом. Я должен потребовать, чтобы вы убрали ее, поскольку я не могу сделать этого сам.

— Очень хорошо, — ответил Люксембург. — Вы, там, уберите женщину, а пленников отведите в замок.

Люксембург наблюдал, как двое вооруженных людей подошли к Катрин, которая по-прежнему в отчаянье цеплялась за Арно, оторвали ее от него и грубо бросили на кровать.

— Несчастный Гарэн де Брази действительно не заслуживает такой судьбы, которую предопределил для него монсеньор, — заметил он. — Быть вынужденным взять обычную проститутку в жены достаточно мерзко, но после этого еще сносить, когда она тебе несколько раз наставляет рога, слишком тяжелый крест.

Ее тело содрогалось в рыданиях, она в отчаянии наблюдала, как охранники уводят Арно. Его лицо, казалось, обратилось в камень. Он покинул палатку, даже не взглянув на нее. Ксантрай шел между солдатами, невозмутимый и веселый, как всегда. Он пел песенку, которую она слышала ранее:

О, фея, о чем грустишь? Не обо мне ли думы твои?

Катрин осталась одна в голубом шелковом шатре. Одна с брошенным оружием и всеми вещами, которые, без сомнения, рано или поздно разграбят вернувшиеся солдаты Жана де Люксембурга. Но она забыла сейчас обо всем. Она лежала, сжавшись, на низкой кровати, обхватив голову руками, в трауре по ее вдребезги разбитым надеждам, ее любовь была жестоко растоптана, презрительно отвергнута и очернена… Он так быстро отверг ее, чтобы тотчас обвинить! Он без колебаний поверил клевете Люксембурга по единственной причине, что генерал, его заклятый враг, был аристократом и рыцарем, как и он сам. Арно де Монсальви ни на секунду не поколебался между словом себе равного и клятвой рожденной в бедности девушки, как бы страстно она ни любила его! Как быстро и с презрением он отказался от нее! Оскорбления, которые он нанес ей, жгли и терзали ее сердце ударами хлыста, и не хватало слез, чтобы облегчить жгучую боль. Ее раны были еще очень свежи.