Альфред Бестер
Старик
– В былые дни, - сказал Старый, - были Соединенные Штаты, и Россия, и Англия, и Испания, и Россия, и Англия, и Соединенные Штаты. Страны. Суверенные государства. Нации. Народы.
– И сейчас есть народы, Старый.
– Кто ты?
– внезапно спросил Старый.
– Я Том.
– Том?
– Нет, Том.
– Я и сказал Том.
– Вы неправильно произнесли, Старый. Вы назвали имя другого Тома.
– Вы все Томы, - сказал Старый угрюмо.
– Каждый Том... все на одно лицо.
Он сидел, трясясь на солнце и ненавидя этого молодого человека. Они были на веранде госпиталя. Улица перед ними пестрела празднично одетыми людьми, мужчинами и женщинами, чего-то ждущими. Где-то на улицах красивого белого города гудела толпа, возбужденные возгласы медленно приближались сюда.
– Посмотрите на них.
– Старый угрожающе потряс своей палкой.
– Все до одного Томы. Все Дейзи.
– Нет, Старый, - улыбнулся Том.
– У нас есть и другие имена.
– Со мной сидела сотня Томов, - прорычал Старый.
– Мы часто используем одно имя, Старый, но по-разному произносим его. Я не Том, Том или Том. Я Том.
– Что это за шум?
– спросил Старый.
– Это Галактический Посол, - снова объяснил Том.
– Посол с Сириуса, такая звезда в Орионе. Он въезжает в город. Первый раз такая персона посещает Землю.
– В былые дни, - сказал Старый, - были настоящие послы. Из Парижа, и Рима, и Берлина, и Лондона, и Парижа, и... да. Они прибывали пышно и торжественно. Они объявляли войну. Они заключали мир. Мундиры и сабли и... и церемонии. Интересное время! Смелое время!
– У нас тоже смелое и интересное время, Старый.
– Нет!
– загремел старик, яростно взмахнув палкой.
– Нет страстей, нет любви, нет страха, нет смерти. В ваших жилах больше нет горячей крови. Вы сама логика. Вы сами - смерть! Все вы, Томы. Да.
– Нет, Старый. Мы любим. Мы чувствуем. Мы многого боимся. Мы уничтожили в себе только зло.
– Вы уничтожили все! Вы уничтожили человека!
– закричал Старый. Он указал дрожащим пальцем на Тома.
– Ты! Сколько крови в твоих, как их! Кровеносных сосудах?
– Ее нет совсем, Старый. В моих венах раствор Таймера. Кровь не выдерживает радиации, а я исследую радиоактивные вещества.
– Нет крови. И костей тоже нет.
– Кое-что осталось, Старый.
– Ни крови, ни костей, ни внутренностей, ни... ни сердца. Что вы делаете с женщиной? Сколько в тебе механики?
– Две трети, Старый, не больше, - рассмеялся Том.
– У меня есть дети.
– А у других?
– От тридцати до семидесяти процентов. У них тоже есть дети. То, что люди вашего времени делали со своими зубами, мы делаем со всем телом. Ничего плохого в этом нет.
– Вы не люди! Вы монстры!
– крикнул Старый.
– Машины! Роботы! Вы уничтожили человека!
Том улыбнулся.
– В машине так много от человека, а в человеке от машины что трудно провести границу. Да и зачем ее проводить. Мы счастливы, мы радостно трудимся, что тут плохого?
– В былые дни, - сказал Старый, - у всех было настоящее тело. Кровь и нервы, и внутренности - все как положено. Как у меня. И мы работали и... и потели, и любили, и сражались, и убивали, и жили. А вы не живете, вы функционируете: туда-сюда... Комбайны, вот вы кто. Нигде я не видел ни ссор, ни поцелуев. Где эта ваша счастливая жизнь? Я что-то не вижу.
– Это свидетельство архаичности вашей психики, - сказал серьезно Том, - Почему вы не позволяете реконструировать вас? Мы бы могли обновить ваши рефлексы, заменить...
– Нет! Нет!
– в страхе закричал Старый.
– Я не стану еще одним Томом.
Он вскочил и ударил приятного молодого человека палкой. Это было так неожиданно, что тот вскрикнул от изумления. Другой приятный молодой человек выбежал на веранду, схватил старика и бережно усадил его в кресло. Затем он повернулся к пострадавшему, который вытирал прозрачную жидкость, сочившуюся из ссадины.
– Все в порядке, Том?
– Чепуха.
– Том со страхом посмотрел на Старого.
– Знаешь, мне кажется, он действительно хотел меня ранить.
– Конечно. Ты с ним в первый раз? Мы им гордимся. Это уникум. Музей патологии. Я побуду с ним. Иди посмотри на Посла.
Старик дрожал и всхлипывал.
– В былые дни, - бормотал он, - были смелость и храбрость, и дух, и сила, и красная кровь, и смелость, и...
– Брось, Старый, у нас тоже все есть, - прервал его новый собеседник, - Когда мы реконструируем человека, мы ничего у него не отнимаем. Заменяем испорченные части, вот и все.