После звука мотора, дрожания пола под ногами и едкой сырости, оседавшей каплями на рукавах плащей, маленький вестибюль маленького отеля был особенно тих, покоен, сух, пропитан теплом старого дерева, запахом сигар; и очень красивый, женственно-стройный портье в черном костюме, с плоско зачесанными глянцевитыми волосами, радужно улыбаясь ("боанасера, боанасера!"), взял паспорта, тотчас, подобно фокуснику, двумя пальцами выхватил из гнезд ключи, с неисчезающей улыбкой изящно бросил ключи в подставленную ладонь темноглазого мальчика в шапочке с красной кисточкой, и тот, так же приветливо улыбаясь, артистически плавно подхватил чемоданы и понес их, бесшумно побежал по узкой винтовой лестнице с ажурной чеканкой перил, застеленной алой ковровой дорожкой, растворяющей звуки шагов.

А когда на втором этаже вошли в номер, большой, обставленный под старину, повеявший плесенью от близости воды за окнами, пряной затхлостью, с просторной двухспальной кроватью, туалетным трельяжем, бархатным пуфом и потемневшими гравюрами на стенах, когда мальчик виртуозно разложил на деревянных подставках чемоданы и, весело получив чаевые, исчез в затемненном коридоре, Васильев закрыл за ним дверь и тотчас почувствовал ватную тишину комнаты, оставшись вдвоем с Марией. Она же небрежно повесила плащ, распахнула скрипучую створку шкафа, но почему-то не стала раскладывать вещи из чемодана, молча закурила, повернулась спиной к нему.

Васильев знал, что она будет молчать или сдержанно, равнодушно отвечать на его вопросы (так ему казалось, и что было в их отношениях нестерпимо), и он вдруг испугался холода неловкости, незаметно прокравшейся между ними, и, раздосадованный беспричинностью уже несколько дней продолжающейся муки, подумал с обидой: "Ну зачем же такое наказание нам обоим здесь, в Венеции? В конце концов, легче ссориться дома..."

Он подошел к ней сзади и с видом человека, предлагающего удобное решение, сказал мягко:

– Маша, у нас сегодня свободный вечер. Можно посидеть где-нибудь в ресторанчике около площади Святого Марка. Закажем что-нибудь сверхитальянское. Но можем сходить и в кино. Мне посоветовали в Риме ради любопытства посмотреть новый английский фильм. Какая-то невероятная сенсация. Кажется, "Двое" или "Трое". - Он заметил чуть насмешливое движение ее бровей и в нерешительности добавил: - И, может быть, все-таки - ресторан? Как ты?

– Я не хочу, - сказала она. - Мне уже страшно надоели, до ужаса надоели рестораны. И эти пиццы и спагетти. Я сыта надолго. Понимаешь?

Он слабо возразил:

– Но ужинать надо, Маша.

Она загасила сигарету в пепельнице, ответила безразлично:

– Я отлично обойдусь сегодня без ужина.

Она, видимо, понимала, как за последние дни стала трудна обоим эта возникшая между ними холодноватая недоговоренность, а Васильев не хотел ничего усугублять в разговоре с Марией, опасаясь, что не выдержит совершенно лишней сейчас размолвки, и мгновенно пропадет весь интерес их поездки в Венецию, уже наполовину испорченной горечью досады друг на друга.

И он сказал с шутливой покорностью:

– Я согласен на все, Маша.

– Согласен? На все? - переспросила Мария изумленно и посмотрела заблестевшим взглядом, который проник в него непонятной мучительной пронзительностью. - Согласен? И ты сказал - "на все"? Господи, боже мой, как дешево в наше время стоят слова!.. "Согласен на все". Да, да, пойдем в кино, если уж так, - сказала она торопливо и присела на пуф к трельяжу, мимолетно взглядывая на свое лицо в зеркале. - Что ж, пойдем в кино, на английскую сенсацию. И, если не трудно, позвони синьору Боцарелли, пригласи его. Нам с ним будет лучше. Он хорошо знает город.

– Я тоже немного знаю Венецию. И кинотеатр мы найдем, - сказал Васильев неуверенно. - Это так просто.

– Нет, нет, пригласи, пожалуйста, нашего милого критика.

В крошечном зале кинотеатра, призрачно озаренном экраном, терпко пахнущем синтетическими плащами, уже шел фильм, когда билетерша, посветив фонариком на билеты, поспешно повела их за собой, посадила в середине пятого ряда, перед которым до самого экрана простиралась свободная сумеречность, только впереди справа виднелись две лохматые головы, рдели там двумя точками огоньки сигарет, и слоились оттуда соединенные спирали дыма, пронизанные голубоватым свечением экрана.

То, что впереди было пустынно, создавало им некоторое удобство, но минут через пять Васильеву показалось, что Мария поглядывает на него непонимающе-вопросительно, ему захотелось найти на подлокотнике ее руку, ласково стиснуть тонкое запястье, сказать покаянно и миролюбиво: "И дернул же нас черт пойти на эту английскую сенсацию. Уходим отсюда, а?" - и еще сразу не решаясь подняться, почувствовал ее напряжение рядом с собой и осторожное посапывание сбоку синьора Боцарелли.

Она сидела слева от него, подперев рукой подбородок, и уже не смотрела на экран, а, насмешливо вытягивая нижнюю губу, наблюдала лохматоголовую парочку, которая со всхлипами, с протяжным стоном, с мычанием обнималась в четвертом ряду, жадно закуривая между затяжными поцелуями.