Шрифт:
– Да. Он здесь.
Она знала это: на стоянке стояла его машина.
– У него клиент.
– Я не думала, что он сейчас ведет какие-то дела.
– Он не ведет дел. – Разгладив сзади юбку, Мэри Кроуфорд опять села. – У него Барни Бриджиз. Вы ведь знаете, что это за человек. Правда, он вложил в предвыборную кампанию Тейта большие деньги, поэтому Тейт счел своим долгом его принять.
– Фу-ты, я столько ехала. Надолго они? Стоит подождать?
– Как вам будет угодно. Присаживайтесь. – Секретарша показала рукой на обитые полосатым вельветом диваны и кресла приемной. – Может быть, чашечку кофе?
– Нет, благодарю.
Теперь ей то и дело приходилось отказываться от кофе: она предпочитала не пить его совсем, чем хлебать переслащенную бурду, которую, видно, любила Кэрол. Расположившись в кресле, она взяла свежий номер «Филд энд стрим» и принялась его перелистывать. Мэри снова занялась печатанием на машинке, от которой оторвалась при появлении Кэрол.
Импульсивный визит к Тейту в контору был, конечно, рискованным шагом, но это был жест отчаяния. Она чувствовала, что если не поговорит с ним, то сойдет с ума. Чем эта Кэрол Ратледж занималась целыми днями?
Эйвери уже две недели жила в усадьбе, но пока ей не удалось обнаружить никаких следов деятельности Кэрол.
Несколько дней у нее ушло на то, чтобы запомнить расположение вещей в комнате Кэрол и других помещениях дома, куда она имела доступ. Ей все время приходилось озираться, так как она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, чем она занята. Со временем она освоилась с планировкой дома и расположением предметов обихода.
Постепенно она знакомилась и с окрестностями. Она брала с собой Мэнди, поэтому ее экспедиции выглядели для всех обыкновенными прогулками.
Кэрол водила спортивную машину американского производства. К ужасу Эйвери, она обнаружила, что коробка передач в автомобиле механическая. Она не очень умела с ней обращаться. Выехав в первый раз, она силой заставила себя осваивать новую технику и готова была разнести машину на куски.
Осмотревшись как следует в доме и окрестностях, она стала придумывать себе дела, чтобы выбраться в город. Кэрол вела донельзя скучную жизнь, в ней не было ни разнообразия, ни экспромтов. От скуки Эйвери лезла на стену.
Когда однажды в тумбочке она наткнулась на ежедневник, то прижала его к груди с трепетом золотоискателя, напавшего на самородок. Но, просмотрев его, убедилась, что, кроме визитов к маникюрше и парикмахеру, у Кэрол почти не было дел.
Эйвери решила, что и это пока не для нее. Провести несколько часов в салоне красоты – на что у Эйвери Дэниелз никогда не хватало времени – было бы очень заманчиво, но она не могла рисковать и идти к парикмахеру или маникюрше Кэрол Ратледж. Им ничего не стоило обнаружить подмену.
В ежедневнике не было никаких следов того, чем Кэрол заполняла свой день. По всей видимости, ни в каких клубах она не состояла. Друзей у нее было очень мало или не было вовсе, потому что никто не звонил. Эйвери это казалось странным, хотя было ей на руку: это лучше, чем куча друзей и подруг, жаждущих общения.
Скорее всего, таких близких знакомых не было в природе. Во время ее болезни цветы и записки приносили только от друзей семьи Ратледжей.
У Кэрол не было ни работы, ни хобби. Эйвери справедливо рассудила, что этому надо только радоваться. Что, если Кэрол оказалась бы искусным скульптором, художником, музыкантом или каллиграфом? Ей и так пришлось тайком ото всех учиться есть и писать правой рукой.
Предполагалось, что никакой работы по дому она делать не должна. Даже кровать застилала ей Мона. Она же убирала в доме и готовила еду. Дважды в неделю приходил садовник и возился с цветами в саду. В конюшне хозяйничал бывший ковбой, который был уже слишком стар, чтобы пасти скот или объезжать лошадей. Ни от кого она не слышала совета возобновить какие-нибудь занятия, прерванные в связи с болезнью.
Кэрол Ратледж была абсолютной бездельницей. В противоположность Эйвери Дэниелз.
Дверь в кабинет Тейта распахнулась. Смеясь, оттуда вышли Тент и коренастый мужчина средних лет.
При виде Тейта, на лице которого играла теплая улыбка, сердце Эйвери затрепетало. От смеха в уголках глаз у него лучились морщинки, которые она никогда не видела, когда он был с ней. Эдди вечно пилил его за то, что он носит джинсы, сапоги и клетчатые рубашки, а не пиджак с галстуком. Он наотрез отказывался надевать костюм иначе как на публичные выступления.
– На кого я должен произвести впечатление? – спросил он как-то, когда речь зашла о его гардеробе.
– На несколько миллионов избирателей, – последовал ответ.