Шрифт:
В полутемном помещении без окон подмигивали индикаторы электронной аппаратуры, вращались бобины магнитофонов, подпрыгивали зеленые лесенки указателей уровня звука на дисплее проигрывателя компакт - дисков. Трое сотрудников радиостанции одновременно уставились на Сретенского и Аню.
– Вырубай музыку к чертовой матери, - заорал Сретенский, размахивая пистолетом.
– Давай эфир!
Вид оружия подействовал. Сидевший справа молодой человек молча развернулся к пульту, выключил "Металлику" и нажал какие - то кнопки.
– Вы в эфире, - пролепетал он и ткнул пальцем в микрофон.
– Говорить нужно сюда.
– Отойдите к стене, - скомандовал Андрей Иванович.
– Вон к той, чтобы я вас видел!
После того, как приказ был выполнен, Сретенский сел в кресло и притянул микрофон к себе. В горле у него мгновенно пересохло, и он заговорил хрипло, как капитан пиратского брига.
– Граждане Фоксхола... Или Российской Федерации, или Советского Союза! Как бы это ни называлось, вас обманывают. "Голос Америки" находится не за океаном, а в двух шагах от вас, и является частью злостного надувательства, как и война, которой никогда не было. Ваши руководители сеют ненависть к несуществующему врагу, потому что так вами легче управлять. На самом деле окружающий вас мир выглядит совсем иначе...
За спиной Сретенского загрохотали шаги. Андрей Иванович обернулся. В студию входили вооруженные парни в униформе НКВД.
– Бросьте пистолет, - не приказал, а как - то мягко посоветовал крепко сложенный блондин в гражданской одежде, манеры которого выдавали в нем старшего.
Сретенский глубоко вздохнул. Его пистолет полетел под ноги блондина. Тот подобрал оружие, передал одному из своей команды.
– Я с большим интересом выслушал начало вашей речи, Андрей Иванович, сказал блондин с легчайшей иронией.
– Собственно, вы могли бы продолжать, ведь передачи у нас лишь записываются на магнитофон, а в эфир идут позже... Надо отдать вам должное, вы довольно быстро разобрались в ситуации... Но вот выводы сделали неверные.
– Как бы не так, - буркнул Сретенский.
– Да нет, вы все правильно оценили, но поставили не на ту лошадь. Почему - то вы решили, что вам с нами не по пути. Очень преждевременный вывод... Идемте, Андрей Иванович, и вы, Аня. Вы узнаете ещё много удивительных вещей, и надеюсь, измените свое мнение.
Вид коротких автоматов в руках персонажей в униформе говорил красноречивее слов. Сретенскому оставалось только подняться из кресла, успокаивающе приобнять Аню и выйти из студии под прицелом четырех стволов.
15.
Гордеев и Лаухина с разными чувствами наблюдали по монитору за беседой Ратомского с Мальцевым. Старая проститутка не вслушивалась в диалог, содержание которого было ей абсолютно безразлично. Украдкой от Гордеева она плотоядно облизывалась, прикидывая, как бы затащить Мальцева в постель. Только так, чтобы не узнал вездесущий Гордеев... Ведь он, как ни крути единственный источник её власти и влияния, без него она полный ноль. Да ладно, не впервой...
Михаил Яковлевич, напротив, слушал очень внимательно, придирчиво оценивая реакцию Олега на каждое слово Ратомсокого. Затея Зорина с самого начала не пришлась ему по душе, и сейчас он по - прежнему не находил веских доводов в её поддержку. Да и вообще, этот Зорин... Романтик и авантюрист. Слишком много власти и слишком мало ответственности. Пора бы серьезно подумать, как избавиться от него. Но надо действовать очень осторожно, семь раз отмерить... Зорин - не пешка, такого запросто с доски не смахнешь.
Прогудел сигнал интеркома. Михаил Яковлевич вытянул руку и коснулся холеным пальцем пласмассовой кнопки.
– Слушаю, Гордеев.
– Прорыв восьмой мембраны, - задребезжал голос в динамике.
– Вы приедете?
– Тьфу, черт... Конечно, приеду.
Он отключил связь и встал.
– Что случилось, милый?
– проворковала министр культур, не отрывая взгляда от экрана.
– Восьмая мембрана... Самая беспокойная, - он покосился на монитор. Ты досматривай, если хочешь, а я потом посмотрю запись.
– Ой, - капризно протянула Лаухина.
– Не пора ли взорвать все эти мембраны к свиньям собачим?
Гордеев раздраженно передернул плечами.
– Если бы это было так просто...
Он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Внизу у подъезда его ждал обтекаемый бронированный автомобиль, похожий на инкассаторскую машину. Гордеев сел впереди, рядом с водителем. Двигатель взвыл, и маленький броневик катапультировлся с места.
– Воронин выехал?
– бросил Гордеев через плечо.
– Уже там, - ответили ему сзади.
– Как обстановка?
– Хуже не придумаешь. Кажется, что - то новенькое.
– О, дьявол, - простонал Михаил Яковлевич.
Броневик пронесся по фешенебельным кварталам внутреннего города, вырвался во внешний, распугивая прохожих и автомобили. В окнах мелькнули последние дома окраины, и машина помчалась по ухабистой дороге, ведущей к далеким скалам, разрезающим грязно - синее небо изломами причудливых вершин.
У подножия скал стояли несколько грузовиков и громадный фургон с распахнутыми настежь боковыми люками, из которых тянулись толстые кабели, подключенные к каким - то массивным устройствам. Михаил Яковлевич приказал остановить машину и неуклюже выбрался на дорогу. К нему тут же подошел Борис Воронин, молодой талантливый физик из Института Фоксхола. Воронин занимался теорией Сопряженных Миров и считался специалистом по мембранам. Пожалуй, он и был таковым, если иметь в виду тот факт, что все остальные знали о мембранах ещё меньше Бориса.