Шрифт:
Едва они встали из-за стола, как гувернантка обращается к девочкам:
– Пойдите к себе и займитесь чем-нибудь, У меня болит голова, я хочу отдохнуть полчасика.
Дети опускают глаза. Они тихонько подталкивают друг друга. Как только гувернантка ушла, младшая говорит сестре;:
– Вот увидишь, сейчас Отто пойдет к ней в комнату.
– Конечно. Потому-то она нас и услала.
– Давай подслушивать у двери!
– А вдруг кто-нибудь придет?
– Кто может прийти?
– Мама.
Девочка пугается:
– Да, верно...
– Знаешь что? Я буду подслушивать, а ты останешься в коридоре и подашь мне знак, если кто-нибудь придет. Так нас не поймают.
Младшая хмурится:
– Но ты же мне ничего не расскажешь!
– Расскажу!
– Все расскажешь? Все-все?
– Все расскажу, честное слово. А ты кашляй, если услышишь, что кто-нибудь идет.
Обе ждут в коридоре. У них колотится сердце. Что-то будет? Они дрожат и жмутся друг к другу.
Шаги. Девочки убегают, прячутся в темный угол. Так и есть: это Отто. Он берется за ручку, дверь за ним закрывается. Старшая бросается к двери, прикладывает ухо, прислушивается, затаив дыхание. Младшая с завистью смотрит на сестру. Любопытство мучит ее, она покидает свой пост, подкрадывается к сестре, но та сердито отталкивает ее. Она возвращается на свое место. Проходят две-три минуты, которые кажутся ей вечностью. Ее гложет нетерпение, она приплясывает, как яа горячих угольях, она готова расплакаться от волнения и злости, что сестра все слышит, а она ничего. Но вот в конце коридора хлопает дверь. Девочка громко кашляет. Обе опрометью кидаются в свою комнату. Там они стоят с минуту, тяжело дыша, с бьющимся сердцем.
Потом младшая торопит сестру:
– Ну, скорей... рассказывай!
Старшая стоит в раздумье. Наконец говорит с недоумением, словно отвечая не сестре, а себе самой:
– Ничего не понимаю.
– Что?
– Это так чудно.
– Что?.. Что?..- задыхаясь спрашивает младшая.
Старшая пытается объяснить, сестренка крепко при-калась к ней, чтобы не упустить ни одного слова.
– Это так чудно... совсем не так, как я думала. Он вошел в комнату и, должно быть, хотел ее обнять или поцеловать, потому что она сказала: "Оставь, мне нужно поговорить с тобой серьезно". Мне ничего не было видно, ключ торчал изнутри, но я все слышала. "В чем дело?"- спросил Отто, но совсем по-другому, чем всегда. Он ведь всегда говорит громко и нахально, а тут вдруг оробел - я сразу поняла, что он чего-то боится. И она, наверно, заметила, что он притворяется, она сказала тихо-тихо: "Ты же знаешь"."Нет,- говорит он,- я ничего не знаю".- "Вот как?- сказала она, а сама Чуть не плачет.- Отчего же ты вдруг переменился ко мне? Вот уже неделя, как ты не говоришь со мною ни слова, убегаешь от меня, не ходишь гулять с детьми, не бываешь в парке. Неужели я сразу стала тебе чужой? О, ты прекрасно знаешь, почему ты стал так холоден". Он помолчал, а потом говорит: "У меня скоро экзамены, я должен много заниматься, и у меня ни для чего другого нет времени. Теперь я не могу иначе". Она заплакала и сказала ему сквозь слезы, но так нежно а ласково: "Отто, зачем ты лжешь? Скажи правду, неужели я этого не заслужила? Я ведь ничего от тебя не требую, но все-таки должны же мы хоть поговорить об этом. Ты же знаешь, что я хочу тебе сказать, по глазам вижу".- "Что же?" - пробормотал он совсем-совсем тихо. И тут она сказала...
Девочка начинает вдруг дрожать от волнения и не может выговорить ни слова. Младшая еще крепче прижимается к ней:
– Что же... что?
– И тут она сказала: "Ведь у меня ребенок от тебя".
Младшая вся вскидывается:
– Ребенок? Ребенок? Этого быть не может!
– Она так сказала.
– Тебе послышалось.
– Нет! Нет! Он тоже, вот как ты, крикнул: "Ребенок?" Она все молчала, а потом говорит: "Что теперь будет?" Ну, и тут...
– Что?
– Тут ты кашлянула, и я убежала.
Младшая растерянно смотрит прямо перед собой:
– Ребенок! Этого быть не может. Где же у нее ребенок?
– Не знаю. Вот этого-то я и не могу понять.
– Может быть, где-нибудь дома... раньше, чем она поступила к нам. Мама, конечно, не позволила ей взять его с собой из-за нас. Потому она такая грустная.
– Чепуха! Ведь тогда она даже не знала Отто.
Они умолкают, долго думают, но не находят разгадки. Это их мучит. Первой заговаривает младшая:
– Ребенок- этого быть не может! Откуда у нее возьмется ребенок? Она ведь не замужем, а только у замужних бывают дети, это я знаю наверное.
– Может быть, она была замужем?
– Не говори глупостей, не за Отто же!
– Но откуда же...
Девочки растерянно глядят друг на друга.
– Бедная фройлейн,- печально говорит одна из них.
То и дело срываются с их уст слова со вздохом глубокого сострадания. И тут же снова вспыхивает любопытство.
– Как ты думаешь- девочка или мальчик?
– Почем я знаю?
– А если... если бы ее спросить... осторожненько?.,
– Ты с ума сошла!
– Почему? Она ведь такая добрая.
– Разве это можно? Нам о таких вещах не говорят.
От нас все скрывают. Когда мы входим в комнату, они обрывают разговор и начинают болтать всякие глупости с нами, как будто мы маленькие дети, а ведь мне уже тринадцать лет. Зачем же их спрашивать? Нам все равно скажут неправду.
– А как мне хочется узнать!
– А мне, думаешь, не хочется?
– Знаешь... что мне совсем непонятно, это- что Отто ничего не знал. Всякий знает, что у него есть ребенок, как всякий знает, что у него есть родители.