– Прошу вас, вам нельзя столько разговаривать.

– Вы же и есть тот новый доктор, да?

– Конечно.

– И мы находимся в Браунау?

– Да.

– Мне страшно, доктор.

– Вам нужно постараться отогнать от себя этот страх.

– Как я могу после всех потерь надеяться сохранить четвертого?

– Вам нельзя думать так.

– Я не могу по-другому. Я уверена, что у моих детей это наследственное. Поэтому они умирают. Не иначе как поэтому.

– Вздор.

– Знаете, что мой муж сказал, когда родился Отто? Он вошел в комнату, наклонился над колыбелью, в которой лежал Отто, и вскричал: "Почему все мои дети такие мелкие и худосочные?!"

– Определенно, он не мог сказать такого.

– Нет, сказал. И потом засунул голову в колыбель к Отто, как будто хотел получше рассмотреть какое-то крошечное насекомое, и проворчал: "Интересно, почему они не могут быть чуть покрупнее. Это все, что мне хотелось бы знать". Через три дня Отто умер. На третий день мы еще быстро окрестили его, и в тот же вечер он умер. И потом умер Густав. И потом Ида. Они все у меня умерли, доктор... и весь дом вдруг опустел...

– Не надо сейчас об этом думать.

– А этот - очень маленький?

– Нет, совершенно нормальный ребенок.

– Но - маленький, ведь правда?

– Ну, очень большим его, конечно, не назовешь. Однако именно такие дети бывают обычно чрезвычайно стойкими и выносливыми. Вот представьте-ка себе, фрау Гитлер, через год, примерно в это же время, ваш мальчик уже будет учиться ходить. Разве не наполняет эта мысль ваше сердце радостью?

Она не отвечала.

– А через два года он будет щебетать без умолку и сводить вас с ума своим лепетом. Вы уже подыскали ему имя?

– Имя?

– Да.

– Не знаю. Не совсем. Кажется, мой муж говорил, что если это будет мальчик, то он назовет его Адольфусом.

– Адольф, значит.

– Да. Моему мужу нравится это имя, потому что Адольф по звучанию немного похоже на Алоиз. Моего мужа зовут Алоиз.

– Чудесно.

– О Боже!
– воскликнула она и вдруг приподнялась в кровати.
– Когда родился Отто, меня спрашивали то же самое. Это значит, что он умрет! Вы хотите сейчас окрестить его без формальностей, ведь так?

– Ну, что вы, что вы...
– врач мягко взял ее за плечи.
– Как вы могли подумать такое? Клянусь вам, что вы заблуждаетесь. Я просто любопытный старик и люблю поговорить об именах. Адольфус, по-моему, звучит очень неплохо. Одно из моих любимых имен. Посмотрите-ка... вот и он.

Хозяйка, несшая младенца высоко подняв его на своей объемистой груди, с сияющим видом держала курс на кровать.

– Вот и ваш ненаглядный!
– громко сказала она.
– Вы хотите взять его у меня? Или положить его рядом с вами?

– А он тепло укутан?
– спросил врач.
– Здесь ужасно холодно.

– Не беспокойтесь, он уж точно не замерзнет.

Ребенок был плотно обернут белой шерстяной шалью, оставлявшей открытой только его крошечную красную головку. Хозяйка осторожно положила его рядом с матерью.

– Вот так, - сказала она, - теперь вы можете любоваться им вдоволь.

– Мне кажется, он вам понравится, - произнес врач с улыбкой. Красавец-малыш.

– А какие чудненькие у него ручки!
– восторженно заметила жена хозяина пансиона.
– Какие длинные, нежные пальчики!

Мать не двигалась. Она даже не повернула головы, чтобы взглянуть на своего ребенка.

– Ну, что же вы, милая!
– воскликнула хозяйка.
– Он же не кусается!

– Мне боязно смотреть на него. Я просто не могу поверить, что у меня снова есть ребенок, да к тому же еще и здоровый.

– Давайте, давайте, довольно чудить.

Мать медленно повернула голову и ее взгляд упал на маленькое, необычайно мирное личико, покоившееся рядом с ней на подушке.

– Это мой ребенок?

– Разумеется.

– О... о... какой он хорошенький...

Врач отошел к столу и начал собирать свои вещи. Мать лежала в кровати, смотрела на свое дитя, улыбаясь поглаживала его и издавала тихие звуки радости.

– Адольфус, - шептала она.
– Мой маленький Адольфик...

– Ш-ш!
– донеслось со стороны хозяйки.
– Вы слышите? Кажется, идет ваш муж.

Врач отворил дверь и выглянул в коридор.

– Герр Гитлер?

– Да.

– Войдите, пожалуйста.