Андрей Лаптев удивленно поглядывал то на Калинникова, то на Сатиапала. Если он и допускал мысль о возможности знакомства этих людей, то во всяком случае не на почве раздела какого-то сомнительного наследства.

–  Я не обижаюсь на шутки, господин Сатиапал!
– спокойно ответил Калинников, садясь в кресло.- Должен добавить, что не интересуюсь прибылью с капитала. Я приехал к вам, как случайный душеприказчик завещателя и представитель настоящего наследника - Советского Союза.

–  А если я отвечу, что рукопись академика Федоровского утеряна навсегда?

–  Мне останется не поверить этому и, если профессор Сатиапал опубликует похищенные груды, огласить в прессе правду об их происхождении.

Сатиапал рассмеялся:

–  Дорогой профессор, вы должны понять, что меня не страшат всякие оглашения в прессе! А вы, вижу, продолжаете свою политику шантажа! Удивляюсь, почему вы не назвались на этот раз академиком?

–  А, вы о нашей "научной беседе"в Стамбуле?.. Да, я сделал большую ошибку. Между прочим, тогда звание профессора присвоили мне больные, которых я, кочегар, спасал не столько знаниями, сколько заботами. Могу добавить, что именно стамбульский карантин и помог мне избрать профессию. Но мы отклонились от темы, господин Сатиапал!

Сатиапал молчал, глядя поверх головы собеседника. Казалось, он решал, что ему делать, и никак не мог прийти к нужному выводу.

–  Нет, господин профессор,- помедлив сказал он.- Вы приехали слишком рано. Ничего а вам не дам, пока не признаю возможным огласить результаты экспериментов на весь мир. Я не забыл условий моего тестя. Наш общий с ним научный труд действительно будет впервые опубликован в России. Но над ним нужно еще немало поработать. Вот так… Нам надо, очевидно, устранить еще одно недоразумение. Вы, конечно, считаете, что я обманул вас в Стамбуле. Возможно. Я вынужден был это сделать, увидев, что вы не тот, за кого себя выдаете.

–  Хм-да…- хмыкнул Калинников.- Собственно, говорить больше не о чем.

Сатиапал вспыхнул, но сдержал резкий ответ, просившийся на язык.

–  Вот, смотрите!
– он рывком открыл ящик стола и вынул стопу книг с многочисленными закладками. Раскрыл одну из них.- Читайте! Страшная хронология голода в Индии… Начиная о 1396 года, голод длился более десятилетия и охватил всю южную Индию, где почти совсем не осталось населения. 1460, 1520, 1577 годы - голод. 1629-1630 годы - сильнейший из всех известных случаев голода, который охватил весь Декан. 1650, 1659, 1685 - голод. 1718, 1747, 1757, 1766, 1774, 1782 - голод. Наконец, 1791-1792 годы. Читайте! Сильнейший голод в стране. В области маратхов он поныне известен под названием "Даги Бара" - "голод черепов", из-за огромнейшего количества черепов, белевших на дорогах страны в те годы. О девятнадцатом столетии и нашем времени не следует даже говорить. Голод охватывает Индию каждые восемь-девять лет!.. А вот, читайте!
– Сатиапал метнулся к шкафу, вынул оттуда и швырнул на стол пачку газет.- Последний голод тысяча девятьсот сорок третьего года. Читайте! "Первого сентября 1943 года люди начали умирать просто на улицах, их трупы тервали собаки и хищные птицы"… "В начале октября 1943 года маунд риса стоил сто пять рупий. А девочек "в возрасте от трех до двенадцати лет их родители продавали в дома терпимости по цене от 10 анна до двух рупий.." "В Калькутте на Корнуэлис-стрит в сентябре валялся труп мальчика, частично объеденный собаками"… Напомню, что Калькутта-второй по величине город Индии, а Корнуэлис-стрит - одна из главных улиц… Ну?.. Так неужели вы думаете, господин профессор, что я, индиец, могу равнодушно смотреть на страдания голодных?.. И кому нужнее прославленное открытие академика Федоровского - богатой России или бедной Индии?!

–  Тому,- прервал его Калинников,- кто может быстрее претворить мечту в действительность. А ваша страна не бедная, нет! Просто ее грабят все, кому не лень.

Сатиапал собрал и затолкал в ящик книги и газеты.

–  Прекратим разговоры на эту тему, - сказал он хмуро. Повторяю, что свой долг России выплачу. Хватит… Не желаете ли вы, господин профессор, отдохнуть? Нас с господином Лаптевым ждут текущие дела.

Калинников понял ничем не замаскированный намек на то, что аудиенцию следует считать законченной. Сатиапал даже не предложил ему познакомиться хотя бы с тем, что показывал Лаптеву.

–  Нет, господин Сатиапал, - со спокойным достоинством ответил Калинников.
– Я поеду домой. В свое время я мечтал о нашей встрече и представлял ее несколько иной. Командировку в Индию я воспринял с радостью, ибо знал, что вы здесь. Но… Что ж, извините!

Профессор поклонился и направился к выходу.

–  Подождите, Михаил Петрович,- сказал Лаптев.
– Я еду с вами.

Давно сдерживаемое желание прорвалось наружу. Он мало что понял из запутанной истории, происшедшей где-то и когда-то, но образ Сатиапала окончательно утратил для доцента черты таинственной привлекательности. Оставаться в этом мрачном дворце Андрей не мог.

–  Господин Сатиапал, вы позволите мне перед отъездом осмотреть больную?

–  Пожалуйста!
– кивнул Сатиапал и, насупившись, вышел из комнаты. Через несколько минут к Лаптеву подошел слуга и передал, что рани Мария ждет русского врача.

Дорога в покои жены Сатиапала Андрею была знакома. Когда доцент вошел в комнату, он, как и в первый раз, прежде всего увидел Майю, сидевшую возле матери на кровати.

–  Идите сюда, мой дорогой спаситель!
– больная приподнялась на кровати, и Майя подложила ей под спину подушку.

–  Здравствуйте, Мария Александровна!
– весело поздоровался Лаптев.
– Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?

–  Почти. Но это, наверное, временное явление. Человек, потерявший любовь к жизни, вряд ли будет жить долго.

Следовало успокоить больную, рассказать ей какую-нибудь подходящую поучительную историю, но Андрей Лаптев чувствовал, что это лишнее. Действительно, что могло поддерживать эту женщину, которая, бесспорно, так никогда и не смогла найти свое место на чужбине?