Она положила трубку и выразительно закатила глаза.

— Совершенно безумная женщина.

— Кто она?

— Домработница. У нее сложные отношения с Олегом. Ей не нравится, что он все время спит.

— А может, он правда заболел? Действительно странно, что человек спит сутками.

— Ага, заболел, — Ксюша зло усмехнулась, — конечно же! Заболел! Бедненький! Я даже диагноз знаю. Нарколепсия, приступ патологического сна. — Она рухнула на стул, сжала ладонями виски и пробормотала:

— Не могу больше. Все. Не могу! Уйду, хотя совершенно некуда.

— Олег наркоман? — тихо спросила Варя. Ксюша молча кивнула, встала, вытащила гренки из микроволновой печи.

— При нарколепсии человек спит страшно долго и крепко, может отлежать себе какую-нибудь конечность так, что потом приходится ампутировать, — глаза Ксюши холодно сверкнули, — может и умереть во сне. Конечно, этого я ему не желаю. Ешь гренки, они вкусные, пока горячие.

Несколько минут молча ели, наконец Ксюша произнесла:

— Я тебя впервые вижу. Так получилось, что сорвалась при тебе. Извини. И, пожалуйста, и говори никому.

— Хорошо, — кивнула Варя.

— Главное, Галине Семеновне не говори. Она скрывает это изо всех сил, даже от себя самой. Она хороший человек, сына любит без памяти. Но есть у нее одна странная черта. Общественного мнения она боится куда больше, чем реальности. Понимаешь? Иногда мне кажется, ей легче пережить его смерть, чем огласку. Не дай Бог, кто-нибудь узнает, что у Галины Семеновны Солодкиной, такой благополучной, такой блистательной дамы, единственный сын — наркоман.

— И давно он на игле?

— По-моему, всю жизнь.

— Когда замуж за него выходила, ты знала этом?

— Догадывалась. Но только потому, что собираюсь стать врачом, читаю кучу медицинской литературы, знаю симптомы. Галина Семеновна упорно повторяла, что он очень своеобразный человек, странный, как все творческие личности, у него целый букет болезней. Даже домработница Раиса, которая в доме лет двадцать пять, не знает. Или делает вид, что не знает.

— Серьезно? Как такое может быть?

— Очень просто. Человек может годами сидеть на игле, а его близкие ни о чем не догадываются. Ладно, хватит. Я чувствую себя предательницей по отношению к Галине Семеновне, когда это с тобой обсуждаю.

— Извини, но как же ты решилась от него рожать?

— Как видишь… — Ксюша развела руками. — Еще чаю?

— Спасибо. Гренки у тебя замечательные. Слушай, а этот нож ты все-таки в ванной не держи. Очень ценная вещь. У вас не дом, а настоящий музей. Оказывается, еще и оружие старинное есть.

— Да, наверное. Полный дом антиквариата. Почему не быть оружию?

Послышался детский плач, Ксюша резко встала.

— Ну вот, уже проснулась. Книжку не забудь. Она в гостиной, на журнальном столике. Было очень приятно познакомиться.

— Я тебе там на кухне оставила свой телефон, — сказала Варя, прощаясь в прихожей, — звони, не стесняйся. Вдруг понадобится помощь, все-таки ты здесь одна с ребенком. У меня машина.

— Спасибо, — улыбнулась Ксюша. Выйдя за дверь, Варя услышала, как защелкали замки и задвижка. В пустом дворе она огляделась. Старушка в соломенной шляпе выгуливала болонку, молодой лысый толстяк в шортах возился у ярко-красного «Форда», поджарый белобрысый парень в темных очках курил, сидя напротив подъезда, на спинке поломанной скамейки. Издалека было видно, какие у него новенькие белоснежные кроссовки. Варя несколько секунд вглядывалась, щурясь от яркого солнца, потом подошла к своей машине, села за руль, включила зажигание, но вместо того чтобы тронуться с места, заглушила мотор, вышла из машины, еще раз оглядела двор и решительно направилась к белым кроссовкам.

— Простите, вы меня не толкнете? — обратилась она к парню и широко улыбнулась. — Машина совсем новая, но что-то там постоянно глохнет.

Парень пристально посмотрел ей в лицо сквозь очки, сплюнул и хрипло выдавил:

— Нет.

— А что же мне делать? — Варя беспомощно огляделась по сторонам. — Я ужасно опаздываю. Значит, вы не можете мне помочь? Ну ладно… Молодой человек! — крикнула она во все горло, обращаясь к толстяку у «Форда», и развернулась так резко, что маленькая сумочка, висевшая у нее на плече, взлетела и заехала по лицу белобрысого. Тот вскочил, стал тихо и бешено материться. Очки упали. — Ох, извините, пожалуйста, извините, — запричитала Варя, заглядывая ему в лицо, — очки не разбились?

— Уйди, сука, — прошипел белобрысый, — уйди, убью!

— Сумасшедший! — фыркнула Варя. — Я же извинилась. И очки твои целы. Молодой человек! — Она побежала к красному «Форду». Его лысый хозяин стоял у открытого багажника, вытирал руки и смотрел на Варю. — Вы не могли бы машину мою толкнуть? — попросила она с нежной улыбкой.

— Да, конечно. А что у вас случилось? Толстяк готов был не только толкнуть, но влезть в мотор, взглянуть, какие могут быть неполадки в таком новеньком, таком классном автомобиле.