391

ла, в сознании пронеслось: "Конец. Я погибла!" Спасло ее чудо. Гипс Маквала носила долго, научилась обходиться только левой неповрежденной рукой и даже теперь так водит свой "Мерседес", но в "Орлеанской деве" она в Большом больше не вышла ни разу. Шок от этой трагедии остался.

Маквала Касрашвили училась в Тбилисской консерватории у Веры Давыдовой - знаменитой в свое время Кармен. Когда Маквала была на пятом курсе, ее в концерте услышал заведующий оперной труппы Большого театра, и через месяц она получила телеграмму - вызов в Москву на прослушивание. Ехать было не в чем. Давыдова дала свой красивый шерстяной шарф, а мама цигейковую шубу на три размера больше. Поехали вместе с Давыдовой. У колонн Большого театра Маквала поскальзывается и падает - предзнаменование, но какое? Спела она три итальянские арии и ушла, ни на что не надеясь, ведь была еще студенткой. Но ее сразу же приняли в стажерскую группу (а падение у колонн театра отозвалось, я думаю, в падении с 7-метровой высоты в "Орлеанской деве" спустя много, много лет).

Первая крупная роль - Микаэла в "Кармен". Все отмечали ее прекрасный голос, но роль эту Маквала не любила - слишком "голубая". Потом, после Вишневской и Милашкиной, стала петь Татьяну в "Евгении Онегине". Причем Давыдова еще в консерватории умоляла Маквалу выучить Татьяну, но той не нравилось слушать у других исполнительниц в пении слезы и нытье: "Ты мой коварный искуситель..." И когда в Большом стала репетировать письмо Татьяны, тоже начала в слезах, но Покровский - режиссер спектакля - заставил петь радостно, ведь Татьяна еще не испытала страданий. Маквала с удовольствием подхватила эту молодость и неискушенность, потому что и сама в ту пору была очень юной. В середине 70-х, на гастролях Большого театра в Америке, Маквала пела

392

Татьяну в "Метрополитен-опера". Ее исполнение отмечалось американской прессой как событие музыкальной жизни. Влиятельный критик писал в "Нью-Йорк таймс": "Маквала Касрашвили в тот вечер была главной драгоценностью... Ее сопрано имеет идеальное вибрато". Критика этой газеты считается законом, и дирекция "Метрополитен" предлагает Касрашвили остаться и петь на этой прославленной сцене. Два сезона Маквала поет там свою Татьяну с актерами из разных стран. Перед ней открывается дорога большой карьеры - петь со знаменитыми певцами на самых знаменитых сценах, работать с лучшими дирижерами. Она могла не возвращаться, но в Москве у нее оставалась больная мать. А когда она вернулась - началась война в Афганистане, и в Америку ее не пустили...

Одной из главных партий в Большом театре у Мак-валы много лет остается Тоска в одноименной опере Пуччини. Специалисты говорят, что голос Касрашвили, поставленный от природы, как бы создан специально для итальянской оперы, и особенно для Пуччини.

Когда в Большом стали репетировать "Тоску", на главную роль были назначены, как всегда, Вишневская и Милашкина. Маквала не пропустила ни одной репетиции и тихо, про себя готовила эту партию, а когда показала ее Покровскому - режиссеру спектакля, он настоял, чтобы она пела в премьерных спектаклях. Хотя художественный совет театра был против, считая, что Касрашвили - певица молодая и может потерять голос на этой труднейшей партии. Покровский отшучивался и говорил, что Тоске было меньше лет, чем Касрашвили, и Маквала пела уже пятый премьерный спектакль. И поет в "Тоске" до сих пор. Вначале она во всем хотела подражать Вишневской, и, когда спросили, какое платье она хочет для этой роли, Маквала ответила: "Как у Вишневской". Сама Маквала называет дружбу с Вишневской и Ростроповичем своей музыкальной академией. Они, кстати, первыми отметили

393

уникальность таланта молодой дебютантки. Вишневская услышала Касрашвили в "Свадьбе Фигаро" в роли графини и написала прекрасную статью. Она отплатила им верностью. Когда в черные дни от них отвернулись более близкие друзья, Маквала оставалась с ними. Впрочем, это время было для всех не лучшим...

Когда в театр пришли Александр Лазарев, Валерий Левенталь и вернулся Борис Покровский, возникли новые замыслы и надежды на перемены. В это время Маквала создает интереснейший образ Войславы в малопопулярной опере Римского-Корсакова "Млада". Разнообразные актерские задачи сочетались с труднейшим вокальным мастерством. Эта партия была в числе блистательных побед Касрашвили. А затем последовала моя любимая "Орлеанская дева".

Приглашения поступали отовсюду. Когда, например, ее в 84-м году пригласили петь в Мюнхенской опере Аиду с итальянскими певцами, во главе со знаменитым дирижером Нелло Санти, Маквала, выучив партию дома, пела без единой оркестровой репетиции, и ни одна душа не догадывалась, что она поет эту труднейшую партию впервые, Маквала потом рассказывала, что многих певцов в этом спектакле она увидела впервые уже на сцене. Так, например, актер, который пел ее отца, прилетел к началу второго действия, где он появляется, загримировался в черного раба и вместе с остальными рабами в кандалах вышел на сцену, и Маквала не знала, к кому обращаться. "Отец мой!" - пела наугад. А когда после одного акта пошла к себе в гримерную передохнуть, за кулисами услышала начало музыки другого акта - ее не предупредили, что соединили два акта в один. Дирижер потом пригласил ее петь Аиду и в Вене, и в Италии на сцене "Арена ди Верона". Ей всегда, кстати, продлевали контракты. Так, например, после Донны Анны в моцартовском "Дон Жуане" в Ковент-Гардене предложили там же петь труднейшую партию Вителии в "Милосердии Тита", а

394

критика писала, что они ждут приезда Касрашвили "более чем с нетерпением". В Ковент-Гардене Маквала пела четыре сезона.

Среднему актеру совершенно все равно, где петь и с кем, и я заметила чем больше актер, тем он больше зависит от партнеров, оркестра, дирижера, костюма и от других обстоятельств. Когда вместе с Маквалой в Большом в "Тоске" пел приглашенный из "Метрополитена" знаменитый баритон Шерил Милнс спектакль остался в памяти на многие годы. Последние годы я не пропускала "Тоску".

Великолепный от природы голос Касрашвили - мягкое лирико-драматическое сопроно удивительного бархатного тембра - с годами приобретает окраску все более трагическую. Голос окреп, стал более плотным и мощным. Это позволяет расширить ее концертный диапазон - от классики до Пендерецкого. С Пендерецким, кстати, Маквалу связывает многолетнее сотрудничество. Он в качестве дирижера предложил ей петь в 14-й симфонии Шостаковича. Они вместе ездили по миру, выступали в Москве и Петербурге. Растропович как дирижер-постановщик пригласил Касрашвили в бриттеновский "Военный реквием" с симфоническим оркестром, хором и знаменитыми солистами. Их в "Реквиеме" слышали и во Франции, и в Англии, и в Испании, и в Японии.