350

Мой Театр "А" еще существует, правда полумифически. Без помещения, без продюсеров и без поддержки. Сначала нам давали сцену "Таганки". Играя там, мы отдавали театру 20% от сборов. Но театру этих 20% стало мало, а нам мало остальных восьмидесяти, чтобы заплатить осветителям и бутафорам. Можно бы, конечно, пойти по спонсорам. Они дали бы денег под мое имя. Но ведь их надо потом ... бла-го-да-рить! Общаться ведь с ними надо! А я не мазохистка.

Впрочем, Вы меня знаете - я вообще работать не люблю. Точнее, начинать работу. Так что я играю и выступаю только там, куда меня зовут. Еще и платят мне за это. Вот сейчас мы на месяц едем играть в Афины обе наши постановки "Медею" и "Квартет". Весь месяц, как на галерах.

И вот странность: в Москве не играю, а интервью даю направо и налево.

Но все эти интервью идут помимо моей воли и против моей души. Я предстаю в них такой... такой интеллектуальной дурой.

... Вы меня спрашивали о Смоктуновском. Он для меня и сейчас первый актер. Мы столкнулись единственный раз - в "Детях солнца", и страшно ругались, потому что он умел играть быт, а я не умею и не люблю. Но он мог все. Даже лицо у него - чисто физически - менялось неузнаваемо. Я надеюсь надеюсь!
– что это можно сказать и обо мне. (Не помню, у кого это было так прекрасно написано, что когда он вошел в комнату актера - там вообще никого не было. Это правда. Я все время надеваю маску, а "кто я?!" - как кричит Шарлотта в "Вишневом саде" - не знаю. И играю все время. И признаюсь в этом без стеснения.)

Пишу Вам, а в соседней комнате меня ждет моя подруга, киновед Нея Зоркая. Сейчас допишу, и мы с ней выпьем коньячку и поговорим о грибах, которые растут на нашей любимой Икше...

Декабрь 1996 года

ИЗ ГАСТРОЛЬНЫХ ДНЕВНИКОВ

1991 год. Апрель

Я тогда снималась у Таланкина в "Бесах". После "Дневных звезд" я снималась во всех его фильмах. И даже в "Выборе цели", где для меня придумали роль возлюбленной физика Оппенгеймера - без единого слова. Так как я ничего про эту возлюбленную (как и про самого Оппенгеймера) не знала, то взяла одну из фотографий Греты Гарбо и, глядя то на нее, то в зеркало, сделала себе ее грим. Предполагалось, что мы танцуем с Оппенгеймером на каком-то вечере. У меня была открытая спина, открытые руки и ключицы (обычно я стеснялась этих худых ключиц и всегда их закрывала. А теперь вспоминаю о них ностальгически...). Я не видела фильм, и что там получилось - не знаю, но и дальше снималась во всех работах Таланкина.

В "Чайковском" очень хотела сыграть фон Мекк, но ее играла Шуранова, мне же досталась роль ее старшей дочери Юлии. Шуранова играла не характер, а просто женщину того времени. Она ходила мелкими шажками - потому что в длинном платье. А я - в таком же длинном платье - ходила крупно, современным шагом. И в этом был характер. Тогда Таланкин придумал сцену, в которой Юлия после смерти матери сама становится фон Мекк. Нужен был парик и костюм. Но... гримеры "Мосфильма" не разрешили мне надеть парик и платье Шурановой. Я пошла в сводную костюмерную "Мосфильма", нашла платье, в котором

352

снималась Марина Влади в фильме по Чехову, надела его задом наперед (его скололи на мне английскими булавками). И в таком виде я должна была изображать фон Мекк. Конечно, из этого ничего не получилось, но я обожаю такие импровизации.

Когда Таланкин позвал меня сниматься в "Бесах", играть Хромоножку (а я всю жизнь мечтала сыграть именно Хромоножку), я была уже в другом возрасте-и мысли другие, и материал. Тем не менее я "влезла" в этот фильм. И вот сейчас попались дневниковые записи этого периода...

18 апреля. Не спала ни часа. Вчера была очень тяжелая для меня сцена на "Мосфильме". Снимали ночной приход Ставрогина к Хромоножке. Сцена большая, нервная: от спокойных реплик - до истерического хохота, когда она вслед убегающему Ставрогину кричит: "Гришка Отрепьев - анафема!" Неудача, как всегда у меня, с костюмом. Сшили из прелестной сиреневой байки в мелкий цветочек абсолютно историческое платье - тяжелое, в буфиках и строчках. С бархатным воротничком, манжетами и оборочкой внизу. Но у меня - стрижка "под машинку", белый цвет волос. Вместе с тяжелым платьем это выглядело бы ужасающе. Да и не такая я худая, как была когда-то. Понервничала и стала искать что-то в старых подборах... С милой художницей по костюмам нашли старое темно-вишневое платье, которое вроде бы подходило. Я взяла домой кофту от этого платья, чтобы что-то переделать, она - юбку. Полночи я прокрутилась с этой кофтой, что-то придумывала и перешивала. А с раннего утра до вечера - съемки. И сегодня, когда нужно было вставать в пять утра, чтобы ехать на аэродром (я улетала в Италию, в Падую, на какой-то семинар по европейской культуре), уже было не тяжело, потому что не спала ни секунды. Отвез, как всег

353

да, Володя. Заехали за Витей Божовичем на Беговую и-в Шереметьево. Там, как всегда, долго ждали. Пошла в буфет, выпила водички, съела бутерброд. И стали с Витей бродить по фри-шопу.

Компания летит, по-моему, симпатичная. Летели трудно. В Болонье выпал снег, а в Милане - туман и дождь. Долго проходили паспортный контроль. Они нас не щадят. Унизительно медленно.

Наконец поехали на автобусах в Подую. За окнами - мрак и дождь. Все спали. В Падуе всю группу распределили по трем гостиницам. Я попала в прелестную старую "Мажестик". Номер хороший - с двумя кроватями, но я одна. Позвонила Мариолине в Венецию, договорились, что она после своего выступления здесь же, в Падуе, - она читает лекцию о национальностях в России - приедет ко мне ночевать.

Мы всей группой собрались в ресторане "Изола ди Карпико", недалеко от нашей гостиницы, на узкой улочке в старом городе. Ужин как ужин, вполне итальянский. Смешной Дудинцев - пьяный, но все соображающий. Олейник умный, националист правого толка. Коммунист? Витя Б.ожович - тихий, как всегда. Правда, выпив вина, я с ним поспорила о никчемности критики. Он не нападал, защшцался. Говорил, что у критики свои законы и она не обязана заниматься воспитанием публики. Вечером в гостинице посмотрела немного телевизор. Около 30 программ, правда, одна хуже другой: или голые девахи, или какой-нибудь скучный старик говорит о политике.