Шрифт:
– Ну почему, там народ интеллигентный, наверняка праздники будем культурно всем коллективом отмечать...
– Боже мой, - скорчил подвижное обезьянье лицо Ганя, - что я слышу! И от тебя, лапушка. Такую чушь. Не ожидал. Коллективные праздники. А где артисты? Где художники и режиссеры, лауреаты Сталинских премий?..
– Сталинских премий уже давно не дают.
– Но те, кто их получил когда-то, еще живы, еще чувствуют красоту женского тела, даже скрытую под черным длинным платьем с вышитым воротником... Знаешь, лапушка, по-моему, ты совершаешь грандиозную ошибку. Я даже больше фактом ошибки огорчен, обескуражен прямо.
– Не думала я, Ганя, что мне с тобой объясняться придется.
– Ну что поделаешь, буря. Классический сюжетный ход.
– Разумеется, я все предвижу. И лучший бы вариант был - Андрей плюс цивилизация с лауреатами. Но между цивилизацией и Андреем я выбираю что выбираю.
– Это любовь?
– Не знаю.
– Ой, ой, ой. Как же я в тебе ошибался, лапушка, я думал, ты другая, еще неведомая, я думал, ты умная, я тебя королевой про себя называл, а ты, прости господи, обыкновенная баба. Даже хуже.
– Разумеется, я обыкновенная баба. И ничем не хуже.
– Хуже, лапушка. Обыкновенная баба хоть по любви глупит.
Она не отвечала, заглядевшись в окно, выходившее на бетонное поле аэродрома. Внизу в снежной круговерти вспыхивали красные подвижные огоньки.
– Что это? Самолет? Буря стихает?
– Это глаза бури. Она смотрит на нас.
– Не говори чушь, пожалуйста.
– Это снегоуборочные машины.
– Холодно. Ты взял бы мне, Ганя, кофе горячего.
Он выгреб из кармана пальто - к слову, отличного пальто, теплого, добротного, элегантного, пошитого на заказ у лучшего в Москве портного, несколько медных монет.
– Если добавишь десять копеек, не поленюсь, возьму тебе кофе, да и себе заодно.
– Неужели у тебя денег нет больше?
– Увы.
– Как же ты в Москву доберешься?
– А пешком. Упаду по дороге в сугроб, замерзну. Поплачешь ты обо мне?
– За такую глупую смерть? Никогда.
– А бывает неглупая смерть?
– Бывает. Во сне.
– Учту, - он взял рубль, вынутый ею из маленького круглого кошелька, который безумно ему нравился, потому что принадлежал ей. Рубль он спрятал, на память. Были у него еще деньги в карманах.
Она пила кофе и смотрела в окно, он - на нее.
– И все же - стихает. Расчистят, проверят моторы, объявят посадку... Успеет Андрей, как думаешь?
– Понятия не имею.
– Значит, следующим рейсом полетим.
– А вдруг он в аварию попал? Не боишься?
– Боюсь.
У него пропала охота разговаривать. Он поскучнел.
Мальчик проснулся от барабанного боя в ставень. Вьюга стихла. Или она мне снилась?
– подумал мальчик. Он отодвинул занавеску и поглядел вниз. Дед ковылял в валенках, с зажженной свечой.
Из сеней ввалился холод, как великан.
Дед пытался открыть дверь на крыльцо. Дверь, видимо, не поддавалась, примерзла, и он ругался вполголоса, но мальчик слышал отчетливо, как будто дед ругался рядышком, как будто он был тут же, на печке, только маленький с пальчик. И дверь, которую он пытался отворить, была маленькой. И терраска. И весь дом. И печка в нем. И мальчик на печи... Не тот мальчик, который слышал, как ругается дед, а какой-то другой, двойник...
Чей-то голос кричал из-за двери, что они расчистили крыльцо. Почти голыми руками!
– кричал голос. Еще он кричал что-то о тракторе. И дед вдруг сказал - дверь была уже отворена?
– "Чего орешь?". "Я всегда ору, - отвечал голос, - я контуженый".
– "Где это ты успел? Ты в войну мальчик был".
– "При чем тут война? Я в армии".
– "А я в войну, - сказал дед.
– До трактора еще добраться".
– "Все равно ж добираться, а мы заплатим. Тишина гляди какая. А луна! Я сроду такой не видал. Все видно, все на ладони".
– "И много ли заплатите?" - "Много. Он мне много заплатил, а я поделюсь".
– "Он? А чего он молчит?" - "Хватит, что я кричу".
Луна. Саванна. Ночь. Лай гиены. Трактор. Ревет. Но уже далеко. Много это сколько? И куда они едут в ночь? Качка. Стихла.
С Ганей - единственным - Римма (он звал ее Примой, когда не звал лапушкой) могла быть сама собой. Он - с ней. Не притворяться. Играть, но не в ту игру, что с другими (а что за игра была с другими? Как ее обозначить? С ее стороны - подлаживание к собеседнику, мимикрия; с его, пожалуй, не игра, - насмешка, ирония, искривление лица, - он для собеседника - кривое зеркало, в отличие от нее, зеркала если и не прямого, то испрямляющего, исправляющего, приятно лгущего). Они никогда не говорили того, что и так им было ясно по отношению друг к другу. Они чувствовали себя свободно друг с другом. Как в домашнем халате, - по ее выражению.
С Андреем - ни в коем случае ей не было легко. Очень напряженно себя с ним чувствовала. Даже терялась. С ним - единственным - не могла поймать тон, интонацию. Он ее сбивал. Другая крайность, другой полюс.
Андрей уважал людей трудящихся. Искренне считал, что живет за их счет, с их разрешения, можно сказать. Удовлетворяет собственные прихоти. Свою работу считал за прихоть, ничего-не-деланье, за удовольствие.
Иногда (не так уж редко) видел все как будто со стороны. С другой стороны. С другой стороны времени. Как будто то, что проходило в настоящий момент перед глазами, давно прошло, уже давно перестало быть. Дым прошлого.