– Чего же ему еще не хватает?

– Правильного взхляда на жизнь, товарищ... простите, у вас теперь какая фамилия?

– Зицмане, - нараспев и немного надменно произносит свою фамилию дама.

– Так вот, товарищ Зицмане, на все происходящее вокруг, а проще говоря - на жизнь ваш сын смотрит весьма односторонне, не ставит перед собой никакой серьезной цели, у него нет ни малейшего желания делать что-либо полезное. Похоже, он из числа тех молодых людей, которые полагают, что родители и общество будут их- содержать лет до шестидесяти.

– За такие мысли тоже привлекают к уголовной ответственности?

– К сожалению, нет. Но кто будет нести за него моральную ответственность, если сам он не в состоянии? Ведь когда человек не чувствует своего морального долга, он этим сокращает дистанцию между собой и Уголовным кодексом до весьма опасной близости.

– Значит, он тут у вас ничему хорошему не научился, - усмехается женщина.

– Научился кое-чему, но за такое короткое время весь старый сор из Хенриковой головы мы, конечно, .вычистить не смогли. Однако работаем и не теряем надежды.

– А это старое так-таки никуда уж и не годится?

Выходит, я его учила одному плохому?

– Не знаю, товарищ Зицмане, не знаю. Я при этом не присутствовал. Быть может, плохому научил кто другой. Впрочем, - спохватывается, о чем-то подумав, Киршкалн, - Хенрик опрятен и чистоплотен - это нас радует.

– А я надеялась, что Хенрика уже скоро досрочно освободят. Он мне так ппсал. Ото что, невозможно?

– Очевидно, придется повременить. Его самооценка, как видите, отличается от моей оценки его персоны.

– И, значит, из-за вашей оценки мой сын пускай тут сидит? От вас ведь это тоже зависит.

– Да, - соглашается Киршкалн.
– В своем отделении кандидатуры на освобождение выдвигаю на педсовет я. Но позвольте заметить, вы немного заблуждаетесь: Хенрик тут сидит не из-за моей оценки, а по приговору суда. Моя же оценка не выше и не ниже той, которую он заслуживает своим поведением здесь.

Будь это иначе, я был бы плохим воспитателем.

– А вы и не воображайте, что больно хороший.

– Верно, - улыбается Киршкалн, - повсюду неХватка хороших кадров. Стараюсь в меру своего разумения.

– Так не освободите, да?

– Не освободим.

– В таком случае мне с вами не о чем говорить!
– Дама заливается густым румянцем, который проступает даже сквозь толстый слой пудры. Она проглатывает слюну, и ее двойной подбородок совершает воднообразное движение.
– Я пойду к начальнику.

– Как вам угодно. Боюсь только, начальник тоже ничем не лучше.

* * *

После школы родители осматривают спальные помещения, затем их приглашают отведать в столовой еды, которой кормят их сыновей. С большой опаской матери подносят к губам первую ложку супа. Запах вроде бы вполне сносный, но проглотить "тюремную похлебку", наверно, будет немыслимо. АН нет, на вкус, кажется, тоже недурна и не застревает комом в глотке. Вот кое у кого ложки задвигались поживей.

Проделавшие долгий путь мамаши проголодались и теперь едят с завидным аппетитом.

– Но, сынок, это же нормальный суп, - слышно за одним из столов.

– Послушай, Игорь, зачем ты меня обманывал, писал, что плохо кормят? раздается укор за другим.

Сыновьям неловко. С вытянутыми физиономиями мнутся они около столов.

– Чего же хорошего? Вода и вода, - пытается ктото возразить, но встречает энергичный отпор.

– Набалованы, вся беда в этом, - громко говорит чей-то дед.

Ребята тоже не теряются:

– Конечно, сегодня лучше. Сегодня варили на показуху.

Хоть это и неправда, но к некоторым матерям возвращается давняя недоверчивость. "Наверно, так оно и есть, сынку виднее".

После обеда родители смотрят, как происходит построение, и сопровождают воспитанников в механические мастерские.

– И ты, значит, при таких машинах работаешь?
– почтительно шепчут матери, трогают рукой токарный станок, а когда, взвыв, начинает гудеть на высокой ноте мотор, в испуге отскакивают.

Ребята с важным видом орудуют у станков, на лицах неприступная суровость. Движения рук, когда они закрепляют заготовки в патронах и затягивают гайки суппортов, пожалуй, излишне торопливы.

Матери понимают только одно - машина гудит и чего-то на ней крутится, зато среди отцов есть и такие, кто сам работает на подобных станках.

– Стой, парень, слишком толсто берешь!
– кто-то, не выдержав, поучает, и чувствуется, у него чешутся руки самому показать, как надо работать, Матери, те пекутся лишь об одном: