И тем не менее Крум завидует Озолниеку и знает, что голова у начальника выдержит. "Отдохнешь, и осенью все будет в порядке", - сказал он, но Крум что-то не припомнит, когда сам начальник отдыхал.

От силы пару недель за несколько лет. Для отпуска времени никогда у него не находилось.

"Надо отдохнуть, в самом деле, надо обязательно отдохнуть", - говорит он сам себе, возвращаясь в учительскую, и, странное дело, обида на директора школы теряет остроту.

* * *

– Это не заурядный колонист, - говорит Киршкалн и смотрит председателю совета отделения в глаза. Однако в глазах этих не появляется ни страха, ни сомнения.

– Я знаю, - отвечает Калейс.
– Всяких видали.

– Он постарается установить свои порядки.

– Знаю. Ничего не выйдет.

– У него тут есть свои. Насколько мне известно, не в нашем отделении, но - поди знай.

– Вы не беспокойтесь, Все будет как надо, - улыбнулся Калейс.

– Я не беспокоюсь, - Киршкалн усмехается.
– Мое,мнение о нем не столь уж высоко. Откровенно говоря, я больше волнуюсь за тебя. Он тип наглый, и тебе придется крепко держать себя в руках.

– Знаю, - односложно повторяет Калейс.
– Не впервой.

– В таком случае собирай остальных членов совета, а я пошел за Зументом.

Киршкалн идет в изолятор и размышляет о своем командире - так по старой привычке еще нередко называют председателя совета. Впрочем, дело не в названии - председатель или командир, а в том, что Калейс - воспитанник. Перед ним стоит куда более трудная задача, чем перед Киршкалном. Воспитатель поговорит, приведет новичка в отделение, представит и уйдет. Главное начнется, когда ребята останутся одни. И, как ни волнуется Киршкалн за своего председателя, он понимает: лучше, чтобы решающая стычка произошла в самом начале, покуда ЗуМент не освоился в новой обстановке.

– Пойдем в отделение, - говорит он Зументу.
– И учти: дисциплина у нас строгая, а твои прежние подвиги ни на кого тут страха не нагонят.

– Дело известное, - небрежно бросает Зумент.

В воспитательской их уже поджидают Калейс и члены совета отделения. Киршкалн немногословно рассказывает им о новом воспитаннике, затем представляет ребят Зу менту и разрешает Калейсу задавать вопросы.

– Каким видом спорта занимался на свободе?

– Прыгал со скакалочкой, - отвечает Зумент и презрительно щурится, заметив серебряный ромб и звездочку на рукаве куртки председателя.

– До самого суда?
– спрашивает Калейс и бросает взгляд на остальных членов совета. Те прыскают.

Зумент стискивает зубы и смотрит на воспитателя. "Неужели этим щенкам я тоже должен отвечать?" - говорят его глаза.

– Не имеет значения, кто задает вопросы - я или Калейс, - поясняет Киршкалн.

– Боксом, - вызывающе бросает Зумент, но Калейс и бровью не ведет.

– У кого тренировался?

– Освоил по самоучителю.

– Это не в счет. Все мы когда-то занимались такой самодеятельностью. А потом, в колонии нет секции бокса.

– Что ж, придется создать.

– Не советую, не выйдет.

– Образование какое?
– спрашивает кто-то из членов совета.

– Неоконченное высшее, - сказал Зумент.

– Тоже по самоучителю или, может, документ есть?
– усмехается Калейс.

– На вопросы надо отвечать серьезно!
– вмешивается Киршкалн.

Зумент пожимает плечамп - "пожалуйста, как вам угодно" - и дальше, изобразив на лице неимоверную скуку, отвечает коротко, но вежливей. Наконец вопросы иссякают.

– Тебе нужен опекун из старых воспитанников на пару недель, чтобы лучше освоиться на новом месте?
– спрашивает Зумента Киршкалн.

– Обойдусь без опекунов.

Они идут в отделение. Зумент, гордо подняв голову, держится чуть в стороне от остальных.

Киршкалн шепотом еще раз предостерегает Калейса:

– Только не пори горячку и держи себя в руках! Главное - не пачкай об него руки, понял!

Калейс молча кивает. Его спокойствие теперь больше внешнее.

– В отделение прибыл новый воспитанник Николай Николаевич Зумент из Риги. Срок наказания - восемь лет. Прошу старых воспитанников принять его в свою среду и, при надобности, давать ему необходимые пояснения, - громко говорит Киршкалн и украдкой наблюдает за своими ребятами.

Они стоят у изголовья коек, образующих свободное пространство посреди комнаты. Кое у кого в глазах искорки восхищения и раболепная готовность подчиниться.

– Вот твоя кровать, тумбочка, - заключая несложную церемонию, показывает новенькому его место Киршкалн.

Воспитанники молчат в ожидании, когда он уйдет, Немного помешкав, Киршкалн поворачивается и выходит из комнаты. Дольше оставаться не имеет смысла. В его присутствии ничего не произойдет.

Когда шаги воспитателя стихают, некоторое время еще стоит тишина, но, кажется, даже сам воздух в отделении потрескивает от напряжения. Первым ее нарушает Калейс: